Маг огляделся. Передний ряд занимал свидетели. Несколько стульев остались пустыми, на остальных сидели издерганная Зондэр, молитвенно сложившая руки на коленях, спокойная, как скала Магда, перед началом заседания громко вещавшая о приключениях какого-то драгуна после страшной пьянки, Витольд Маэрлинг, еще несколько военных из полка и, к изумлению Наклза, там же маячил тускло-каштановый затылок Эрвина Нордэнвейдэ. Бывший лейтенант занял стратегическую позицию в самом углу. Пришли еще несколько нордэнов и нордэн, которых маг видел впервые в жизни. Вообще бросалось в глаза обилие гостей с Архипелага. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что это не к добру.
Во втором ряду сидели крупные воротилы и дамы в меховых манто. Вот уж кому пришлось отвалить немалые деньги за места. Впрочем, было вполне возможно, что этот зал станет первой ступенью к разделу «наследства Рагнгерд», а желающие прибрать его к рукам могли позволить себе и не так раскошелиться.
Его высочество великий герцог Эдельберт восседал во втором ряду по центру. В зале суда, конечно, не могло быть ложи, как в театре, но другого слова при взгляде на его место Наклзу на ум не приходило. Рядом с Эдельбертом вольготно расположилась великолепная Эйрани. В руках дамы поблескивал миниатюрный лорнет.
Магу сделалось совсем тошно.
В третьем ряду сидел он, несколько смутно знакомых ему армейских и, как ни странно, Эдельвейс Винтергольд и чета Маэрлингов. В отличие от «хозяев жизни», развалившихся спереди, они держались подчеркнуто корректно и официально. Этим, конечно, не требовалось поддерживать свой социальный статус, выкупая элитные места и демонстрируя меха и бриллианты, скорее приличествующие театру. Более того, платье госпожи Маэрлинг чем-то напоминало траур.
Дальше маг предпочитал не заглядывать. Галерку оккупировали борзописцы всех мастей. Будущие творцы народного мнения блистали стеклами пенсне и на повышенных тонах обсуждали дело. На том, что нордэна виновна, сходились все — это было модно. Но одни считали, что ее следует повесить из консервативных соображений, а другие — что из либеральных.
За борзописцами, судя по обрывочным репликам, кормилось «либеральное студенчество». Оно, как обычно, очень громко блеяло прописные истины, вроде как то, что убивать людей — негуманно. Истины перемежались сальными шуточками, вопросами «Ну когда начнется?» и жалобами на тяготы нового учебного года.
Правда, как только нордэне приказали встать, шум на галерке смолк. Дэмонра поднялась и застыла очень прямо, высоко держа голову.
