— У нас такой обычай: при расставании дамам руку целовать…
— Плохой обычай! — перебила его разведчица. — Целовать руку я никогда бы никому не разрешила. Только у помещиков руку целовали да у попов. Это мерзко, нехорошо! Наш обычай лучше. Мы прощаемся вот так! — И крепко пожала большую руку своего гостя, — Всего хорошего!..
В другой раз Крибуляк пришел к Самониной, когда у нее сидели мать и дочь Санфировы. Поздоровался. Все ему ответили.
— Мамичка! — обратился офицер к бабке. — Скажите, когда кончится война? Надоело по чужой земле ходить…
— Я не знаю… — уклонилась старая от ответа.
Тогда он к ее дочери:
— Ольга Васильевна, скажи, когда кончится война?..
Та лишь улыбнулась неопределенно.
— А вы спросите-ка вот у хозяйки! — усмехнулась бабка. — Она за словом в карман не полезет… Скажет всю правду!..
— А ну, болшевичка, скажи!..
Марья Ивановна чистила картошку на ужин. Усмехнувшись, озорно стрельнула глазами на капитана.
— Ну что же, и скажу!.. Женщина я прямая… Скажу, а вы меня не застрелите?..
Разыграла полную наивность.
Офицер вынул из нагрудного кармана френча фотографию, на ней две девочки, хорошенькие, кудрявые.
— Гляди, болшевичка, какие красивые деточки! Марженка и Славка. Клянусь ими, что не устрелю, скажи только, когда кончится война?..
Если детьми поклялся, бояться нечего. Сказала тихо, словно бы в раздумье и не глядя на капитана:
— Вот когда мы, русские, прикончим всех вас, гадов, захватчиков, тогда и кончится война!..
Санфировы, словно громом прибитые, не мигая, уставились на Крибуляка: вот так сказанула Самониха! А тот и не знает, что делать, растерялся, кровь густо прилила к его лицу…
Беспокоилась, что капитан больше не придет, а он зачастил. И не удивительно, что вскоре на улице разведчица услышала за собой чье-то недоброе, презрительное: «Капитанша!»
Самонина продолжает свою игру, и он упорно старается распознать: кто же она такая. А разве ее ухватишь — она словно просо в ступе. У нее своя задача — добиться, чтобы он открыл свое настоящее лицо.
С каждой встречей она чувствовала себя смелее, он становился все доверчивей. Словно продолжая прошлый обидный для себя разговор, жалуется:
— Почему на меня цивильные косятся? Что я — немец?!
— А за что вас уважать: вы с немцами пришли…
— Я ведь не сам пришел — силой заставили…
— А кто знает?..
Офицер каждый раз выпытывает, есть ли тут партизаны. Она, конечно, говорит, что нету. А на все другие вопросы отвечает, не кривя душой. А зачем лгать, нужды нет в этом, да и невыгодно: сбрехнешь, на другой день позабудешь, а правда, она всегда при тебе. Много расспрашивал о жизни. Рассказала о своем детстве, о родителях, о сестре и братьях. Показала мужнину расчетную книжку: вот, мол, поглядите, как мы жили до войны! В страду на комбайне муж за один месяц зарабатывал по три тысячи рублей и по сорок пудов пшеницы. На этот заработок можно было тогда купить три хорошие коровы. Гость одобрительно кивал головой.
