Базальтов. О, да.
Вторая Дама. А скажите: а не было ли вам страшно преодолевать снежные вершины Альп и Гималаев под свист вражеских ядер и стрел?
Базальтов. О, нет.
Третья Дама. Вы − наш спаситель!
Базальтов. Всегда к вашим услугам, сударыня.
А четвёртая дама − та ничего не говорит. Та приближается к Базальтову вплотную и вовлекает его в тихий и прекрасный танец. Три остальных дамы тоже начинают исполнять те же медленные и странные, как будто бы даже ритуальные телодвижения.
Четвёртая Дама. Евгений! Во сне вы просто прелесть как хорошо умеете танцевать!
Базальтов(останавливаясь). Во сне? То есть как это − во сне?
Дамы хохочут.
Четвёртая Дама. Ах, неужели же вы и в самом деле верите, что это происходит с вами наяву?
Базальтов. А разве нет?
Четвёртая Дама. Вы очень наивный человек! (Хохочет и убегает вместе с остальными подружками.)
Базальтов стоит. Растерянно, изумлённо озирается по сторонам, разглядывает свой мундир, трогает пальцами мелодично позвякивающие на груди побрякушки.
Базальтов. А и в самом-то деле… Как же это я с самого начала не догадался? Тьфу!.. Всё какая-то ерунда снится и снится… То будто бы я сижу в каком-то кабинете и что-то пишу и пишу, и ко мне в гости приходит кто-то в чёрном − весь пахнущий дымом и серою, и ему что-то от меня очень нужно… А то приснится, будто бы я сражаюсь против − смешно сказать! − против немцев, которых во все времена только ленивый и не бил, а то − будто бы против своих же русских и воюю, и я в одной русской армии, а они − в другой, но тоже − в русской… И ещё: каторга то и дело снится. Каторга и каторга. Сибирь да Сибирь. И будто бы иду я долгие-долгие годы по непролазным сибирским дорогам, позвякивая кандалами, и падаю то в снег, то в грязь, и умираю, и снова − иду и иду… И никому я не нужен; и уж меньше-то всего на свете нужен я своим же, русским. И видится мне, будто бы тысячи и тысячи молчаливых зрителей смотрят на меня из какого-то уютного и недоступного для меня далека и посмеиваются надо мною − лениво и презрительно… И мне хочется крикнуть им: «Чему смеётесь? − Над собою смеётесь!..» Боже, за что ты меня так наказал? Как жить дальше? И − зачем? (Не снимая мундира, укладывается в свою постель.)
