— Так ведь ты сам, — все так же улыбался приятель, — Орденоносец, член бюро райкома, товарищ Киров тебе руку жал. Это по старым временам не меньше чем генерал…
— Смотри, — дернула меня за рукав снегурочка, показывая на очередь человек в двадцать возле конфетной фабрики. — Что это?
— У Дурдина[1] распродают, — пожилой рабочий, усмехнувшись, посмотрел на меня. — Иди, служивый, побалуй ляльку свою мармеладками.
Вслед за этим приподнялся и посмотрел в окно упорный его товарищ, а принцесса уже тянула меня к выходу.
Однако продавали вовсе не мармеладки. Вино в коробках складировалось прямо на земле, а деревянные ящики с коньяком ставили рядом.
— Без карточек, — деловито сообщил неприятный тип в рубахе апаш, — дают по две в руки, но цена! — Он закатил кверху глаза и тут же принялся пересчитывать наличность.
Очередь состояла из людей разночинных и с достатком. Лишь немногие — семейная пара, молодящаяся дама в шляпе, да две одинаковых на лицо, но разные годами гражданки, очевидно, мать и дочь, — выглядели скромно. Когда мы оказались у прилавка, выяснилось, что брать товару можно сколько угодно. Но цена действительно оказалась…
— Коммерческая, — упредил юркий работник прилавка, косясь на мою нарукавную звезду. — Мы от Леноблпита…
Отойдя, я устроил в противогазную сумку принцессы бутылки с вином, а коньяк удалось впихнуть в «сидор». Хороший, кстати, коньяк — «Шустов». Помню, что нэпмачи его весьма уважали. А вот насчет вина — не знаю. Бутылки оказались без этикеток. Вместо них были приклеены бумажки с чернильной надписью «Массандра. Бутылир 24.09.1924».
На все это счастье ушел денежный аттестат за месяц, да еще Астра отдала последние червонцы. Так что оплатить проезд в трамвае оказалось нечем. Хорошо, еще вагон уже подходил к Большеохтинскому, иначе пришлось бы пылить пешком — протянутые 26 копеек — все, что мы наскребли, — кондукторша не взяла.
— Денег у него нет! — стала вопить эта тетка, да еще с такой крепкой ненавистью, что народ начал недоуменно переглядываться.
Она еще выплевывала какие-то гадости и толкала кожаной сумкой до тех пор, пока морячок с задней площадки не пригрозил ей «оформить всю кассу» прикладом.
— Держи, командир, — сказал он, протягивая бумажный рубль, — где зацепило?
— Под Тосно. Спасибо, братишка, мы уже выходим.
Балтиец весело подмигнул и сказал, как матрос Железняк из кино:
— Повылазила контра всякая.
То, что контра вылазит, я убедился сразу по выходу из вагона. Пятеро бойцов в полевой форме НКВД «принимали» бандитов. Обрез мосинки валялся на земле; к нему присоединился нож, а из бандитских карманов извлекли цепочку и несколько золотых колец.
