— Да тебе вон и Саблин подтвердит, — кивнул Евграф, когда я приблизился.
— Не был, не видел, все показания давал под давлением. — Я щелкнул пальцем по зубу и, проведя ногтем по шее, уставился на Полюдова.
Ганчев прыснул, а начоперод, выплюнув в кулак яблочные косточки, пожаловался:
— Заставляет меня Ганчев надавить на Грюнберга, чтоб выписку из госпиталя оформил — мечтает опыт поставить. Электрический, да Паш?
Капитан махнул рукой. Полюдов хмыкнул и, приподняв огрызок, будто бокал шампанского за здоровье, проглотил его с чавком.
— Но на Ганчеве дело еще одно висит, как раз по твоей части. Пособить не хочешь?
— Никак нет, товарищ подполковник. Я в палату хочу. У нас скоро ужин и сон.
— Сон и ужин отменяются. Получай свои вещи, одевайся и дуй к своим. Михей и Руис в конторе ждут Да! Не забудь в отдел кадров к Еленину зайти. Скажешь, выписку твою я уже оформил.
Полюдов вытащил запечатанный коверт, показал мне и велел не мешкать:
— Люди, понимаешь, с ног падают, а он в домино стучит и по библиотекам шляется.
Получив в каптерке вещи и попрощавшись с ребятами, я пошел ко Льву Борисовичу. Грюнберг, к сожалению, был в отъезде. Попавшаяся в коридоре Светланка пожала плечами на вопрос о докторе и лишь потом удивилась, разглядев на мне форму:
— Так вам еще ж дней пять процедурить, — хлопала медсестра ресницами. — Как же?..
— В другой раз долежу!
— Тьфу на вас. И типун на язык!
Светланка поправила завернувшийся обшлаг моей гимнастерки, после чего толкнула легонько, прощаясь:
— Ну, идите уже, сто лет, чтоб вас не видеть.
Я вышел на улицу, на остановку трамвая, став у недавно окрашенной тумбы с афишами. Краска была свежая и этот мирный запах, обволакивая, звал в прошлое. В тот первый военный август, когда я так же уходил из госпиталя домой — на одно утро и несколько часов следующего дня.
Глава 3
Астра. Конец августа или начало сентября 1941-го
Прежний Ленинград, хотя уже начались бомбежки, во многом оставался еще мирным городом. Он казался большим спящим человеком, которого беда застигла во сне; маскировочная раскраска зданий напоминала наброшенную впопыхах одежду. Несмотря на пожары и убитых людей, еще витало недоумение от происходящего. Не оцепенелость боязни, нет, скорее ощущение временности. Казалось, что стоит только сосредоточиться, собраться и морок, принесенный из Европы воем бомбардировщиков да пороховой гарью, исчезнет.
Непривычность маскировочной раскраски дома компенсировал человек у спортивных весов, принимающий монетки со словами «пару лишних кило, гражданин!» На плакатах, призывавших к бдительности, неизменно прорастала «борода» объявлений. Чем дальше, тем больше становилось в них предложений «меняю на продукты», но еще можно было зайти в ресторан и неплохо поужинать.
