«Тайный плод Линды» не был, несмотря на название, романом о подпольной садовнице. Героиня — исключительно красивая и при этом еще и умная представительница высших кругов современного американского городка, несмотря на массу объективно благоприятных условий (вилла с бассейном, личный массажист), не чувствовала себя счастливой. Муж, чрезмерно посвящая себя работе, пренебрегал бедняжкой, а моральные проблемы, связанные с появлением третьего любовника, не позволяли Линде наслаждаться горными лыжами в Аспене или беседами с отцом, крупным специалистом по Кьеркегору. Напротив, это вгоняло ее в меланхолию. Когда я уже готов был возненавидеть Линду, судьба ее резко переменилась: отец умер от старости, а муж сбежал с лучшей подругой (своей или героини, неизвестно), оставив Линду в долгах, которые отпугнули всех трех любовников вкупе с немереным количеством знакомых, тусовавшихся прежде в ее огромном особняке, вместе с которым они отошли к новому владельцу. Неожиданно Линде протянул руку помощи бывший ассистент ее отца (стоит ли говорить — молодой и красивый), которого она всегда считала асоциальным психом, одержимым навязчивой идеей столкновения культур. Пока Линда потихоньку начинала ценить человечность — и даже мужественность — своего спасителя, его теории приобретали огромную популярность, не без содействия Линды, которая высылала отрывки из его работ, краткие рефераты и рецензии друзьям своего отца, в том числе представителям высших эшелонов власти, всегда жадным до пророчеств, способных вызвать у обывателей ощущение угрозы и готовность безропотно принять новые методы ограничения свободы личности. Когда конференции на самых престижных курортах мира, интервью в самых популярных журналах и миллионные тиражи книг стали обыденностью, Линда с изумлением обнаружила, что влюблена, и объект этой любви — вчерашний псих, а ныне герой массмедиа — скромно признался, что уже много лет испытывает к ней аналогичные чувства.
Я был приятно удивлен, что Халина Ментиросо поднимает в своем творчестве социальные проблемы, которые близки каждому (я имею в виду столкновение культур), но тут Розалия затормозила так резко, что я врезался головой в приборную панель с фатальными для нее (панели, не головы) последствиями.
— Вылезай, растяпа! — рявкнула Розалия.
Массируя лоб, я собрал рассыпавшиеся бумаги, которые в конце концов решил оставить в машине. В один карман сунул диктофон, в другой — роман «Жребий Аурелии» и вылез из «горбунка», бросив Розалии мрачно-загадочный взгляд. К сожалению, она не дала себе труда его поймать. Промельк белой руки, захлопнувшей дверцу, и грязный фонтанчик из-под колес прямо на костюм Хенрика Щупачидло — вот и все, чем она удостоила меня на прощание.
