– Чума павшим от всякой заразы счёт ведёт, это я помню, – вздохнул Яробор. – Вот эта – смерти кровавой. А ты чем, юница, занимаешься? Али теперь за побитых молнией не Перун ответствует?
– Я гроза электриков, – произнесла та.
– Ну, раз знаешь теперь кто мы, – продолжила Чума, – буду тебя поучать. Сейчас деньги не золотые и не серебряные, а бумажные.
– Деревянные? – изумился Яробор. – Так у меня в лесу дерева столько, что княжество купить могу, вместе с князем.
Моры одновременно засмеялись.
– Нет, всё сложнее. Злато в казне хранится, а бумажки – лишь написанное о них обещание оплаты.
– Все долговыми расписками платят, – пробормотал Яробор. – И бунта нет? Ведь казначеи и обмануть могут. Злато у них, что хотят, то и сделают.
– Ну, обманывают порой. Как без этого, на то они и казначеи. Но это чуть-чуть. Потому и бунтуют одиночки. Не страшно.
Чума поглядела на Искорку и достала из небольшой котомки бумажный свёрток. Пока разговаривали, Лугоша уплетала ложечкой пахнущую молоком и ягодами снедь, время от времени облизывая испачканные губы. Ручейница переводила любопытный взгляд то на дядьку, то на помощниц богини смерти.
– Платят ныне и вовсе без бумажек, – продолжила Чума, раскрыв свёрток.
Она достала оттуда небольшую тонкую вещицу с буковками и цифирями и протянула лесному богу.
– Честным словом? – усмехнулся тот, взяв вещицу.
– Почти. Это банковская карточка. Она помнит, сколько злата-серебра у тебя в казне лежит. Расплатишься, там деньги из кучки в кучку перекрадут. Пин-код четыре нуля. Это чтоб не забыл. Украсть-то у тебя не украдут.
– И сколько у меня злата-серебра?
– Четыре фунта червонных задатка. Это много. Это две тьмы по великому счёту деревянных рублей, то бишь два миллиона. Ещё по полфунта златом ежемесячно будут тебе в кучку подкладывать.
– Забавно, – ответил Яробор, покрутив карточку в пальцах, – токмо непонятно.
– Дьяк тебе срочно нужен, – пробормотала Чума.
Лесовик кивнул и взял пальцами комочки белого зерна с красной рыбой, отправив их рот. Забавная снедь. Роллы, кажется, называются. Он поднял ещё одну как раз в то время, когда Лугоша вскочила с места и схватила стеклянный кувшин с квасом. Девочка сделала несколько больших глотков, и давясь питием, выдавила из себя слова, словно обожглась кипятком изнутри.
– Горькая зелёная гадость. Хуже редьки с чесноком.
Яробор усмехнулся, а потом отпил из маленькой чеплашки чёрной жижи, приятно прокатившейся по горлу.
– Кофе, – подсказала Чума. – Что с дьяком решил?
