Джонатан был рад, что их выходные не превратились в кошмар, что Джули не возненавидела собак еще больше и что все обошлось совсем недорого. Время от времени он зажмуривался и представлял себе, как они будут раз в год на выходные приезжать в гости к Остину и Филу, есть черничные маффины и бродить по блошиным рынкам. Но это уже будет какой-то другой, взрослый Джонатан (средних лет), приезжающий в одно и то же место из года в год. С этим Джонатаном у него пока не было ничего общего.
Этого Джонатана он пока в себе не узнавал. Ему было невозможно представить себя как человека с будущим и прошлым. Пока он чувствовал, что запнулся где-то на середине пути, при этом прошлое было расплывчатым, настоящее – мутным, а будущее – нереализованным. Казалось, что ничего из его настоящего не перейдет в будущее. Он чувствовал себя рисунком на детском «Волшебном экране» – эфемерным и ненастоящим. Одно движение – и его нет.
C Джули же он обретал очертания. Становился ее бойфрендом, женихом, раздражителем. Он попадал в фокус жизни, только когда стоял на шаг позади нее, даже несмотря на то, что этот человек рядом с ней по большей части был не он.
Он взглянул на собак. Когда они смотрели на него, то видели в нем его настоящего – человека, гуляющего с ними по городу, позволяющего им есть хот-доги с асфальта, заботливого, любящего, доверяющего им. Мог ли он ожидать от жизни чего-то большего, чем отношения с собаками? Ему казалось предательством уже одно то, что он считал эти отношения недостаточными. Если тебя любят собаки – это круто. Наверное, не так круто, как если тебя любит человек, но все же.
На рыночной площади было много мужчин и женщин, которые разговаривали с собаками, несли их на руках, поправляли им пальто и свитера, спрашивали их мнение по поводу никому не нужного хлама. И ни одна собака не отвернулась с презрительной миной и не пробурчала: «Ну, это же бесполезная трата денег».
И как можно после этого предпочесть собакам людей?
Джули подозвала его, чтобы показать бесконечно уродливую оранжево-коричневую керамическую вазу. «Керамику все сейчас собирают», – прошептала она ему в ухо, и Джонатан усилием воли изобразил на лице некое подобие выражения радости на морде Сисси. «Собирают? Вот это да! Давай, бери», – говорило его лицо, но, увидев ценник, он тотчас отвернулся. Триста долларов не украшали неприглядную для него вещь. Но для Джули, судя по всему, цена превращала чудовище в красавицу.
