— Священник?
— Да, но высокой иерархии. Я не разбираюсь в их рангах, но знаю, что монсеньор Соларис очень близок даже к Папе. Кстати, именно в доме Соларисов я и познакомился с Катей.
Сартори замер с бокалом у губ.
— Как это было? — заинтересовался он.
— Катя тогда была нянькой у Гуалтьеро. Она ответила на объявление в газете, и ее приняли на работу. О, я сразу же понял, что эта девушка классная! И сказал ей об этом. Так однажды, не помню, после какого времени службы, девушка решила приехать в «Пендоло д’Оро». Она была настоящим откровением. Когда Катя первый раз вошла в зал, мужчины и женщины онемели. Честное слово, эта девушка способна возбудить даже статую простым движением грудей!.. Ее глаза так и просят: «Возьми меня, возьми меня!..» В первый момент монсеньор Соларис готов был линчевать меня. Но он человек широких взглядов и в конце концов согласился с решением Кати.
— Послушайте, между Гуалтьеро и Катей были или есть какие-нибудь отношения?
— Что вы! Никаких! Клянусь вам! — воскликнул Саличе, разводя руками, будто его распинают на кресте. Если бы что-то было, я бы сказал. У Гуалтьеро жена — цветочек из оранжереи, существо не то чтобы редкое, уникальное. И он от нее без ума. Без ума, говорю вам, комиссар. Без ума!.. Для него другие женщины не существуют. Не единожды он говорил мне так в моменты откровения. Он уверен, никакая другая женщина не могла бы дать ему то, что дала ему жена.
Сартори поставил почти пустой бокал на столик и закурил сигарету.
— К чему тогда все эти знаки внимания для Кати? Цветы, фотографии, обещание ввести в кинематограф.
Саличе вынужден был в свою очередь поставить бокал, чтобы соединить руки и принять молитвенную позу.
— Но я же говорил вам, доктор! Потому, что Гуалтьеро хороший и щедрый. Хотите знать, в чем дело? Мне надоело работать на тех, чье единственное достоинство мешок с деньгами. И однажды я сказал об этом командору Гуалтьеро. Рассказал ему о моей идее открыть клуб — только мой, — о доходах, которые можно извлечь, и о дальнейшем пути. Думал ли я, как будет? Он дал мне денег, так, без векселей, без расписок, под честное слово. Двадцать два миллиона круглой суммой, которые я вернул ему, слава богу, до последнего сентезимо. И теперь этот клуб мой. Он не захотел взять даже сольдо, и когда приходит, платит, как все.
От воодушевления и принятого напитка директор вспотел. Он достал платочек с белой каемкой, вытер лоб и губы.
— И все же что-то связывает Гуалтьеро Соларис с Катей, — предположил комиссар. — Вы не знаете, что это может быть, если исключить половое влечение?
