Доска пола в коридоре скрипнула. Сартори вскочил. Это спасло его.
На пороге появился улыбающийся бригадир Корона.
— Большая новость, комиссар!
Глаза начальника испепеляли его.
— Спасибо, бригадир. Подождите меня в баре, я сейчас приду.
Корона ретировался на цыпочках. Дверь закрылась, доска в коридоре скрипнула еще раз.
Харриет взорвалась смехом, ей эхом ответил, вопреки себе, Сартори.
— Думаешь, он понял? — спросил комиссар.
Вместо ответа девушка протянула ему зеркало. Сартори похолодел: его лицо было испачкано губной помадой.
— Ты — маска! — прошептала Харриет, прижимая его к себе. Быстро поцеловала несколько раз в губы. — Ты — красивая, сладкая маска моей любви.
Он почувствовал, как растворяется в нежности, охватившей все его существо.
— Ты милый ребенок, — пробурчал он.
— Мы пойти ко мне домой вместе, потом. Ты подождать в баре.
Комиссар привел себя в порядок и вышел из каморки. Он был рассеян и оглушен, когда добрался до бригадира, который устроился за угловым столиком у самой стойки бара. Две девушки и франт демонстрировали перед публикой неистовый танец.
— Как пришло вам на ум врываться так. — произнес комиссар, садясь перед бригадиром. Однако тон не был укоряющим.
— Извините, я не…
— Оставим. — Сартори сделал знак официанту, заказал джин-тоник, закурил. — Ну, что там?
— Автомобиль Катерины Машинелли находится в гараже Консоли на улице Номентана, где она обычно держала его. «Миллеченто-фиат» молочно-белого цвета. — Машинелли поставила его туда в воскресенье днем, и больше ее никто не видел. Я обыскал машину, но не нашел ничего подозрительного. В ящичке — сигареты «Мальборо» (три пачки), флакон с противозачаточными таблетками (шведского производства, определенно приобретенные контрабандой), книжка банковского кредита на имя Машинелли.
Сартори внимательно слушал, смакуя джин-тоник. Перед Короной стояло немецкое пиво, которое он застенчиво пил маленькими глотками.
— Ничего больше?
— Я побывал также в тосканской траттории на улице Кастелфилардо. Она принадлежит некому Арморио Дженезио из Прато. Там заявили, что последний раз видели Машинелли в воскресенье, около четырнадцати. Девушка была одна. Она поела, обменялась несколькими словами с хозяином и вышла на улицу. Казалась нормальной. Пошутила с официантом, неким Оттоне Луиджи, которого все зовут Джиджи.
Спектакль завершился в оргии кричащих нот. Пары снова начали танцевать.
— Побывал я и в Неаполитанском банке, — продолжил Корона. — До понедельника одиннадцатого числа у Машинелли было на счете два миллиона семьсот пятьдесят лир.
