В Лабудоваце я разбудил повариху нашей столовой «Вперед, товарищи!» и вручил ей свою спутницу.
Рассвет я встретил на пороге собственного дома, воскрешая в памяти подробности ночного приключения и давая им оценку.
В гордости, рожденной отрицанием, обязательно есть доля малодушной радости, что удалось избежать неприятных последствий, и все-таки я был горд, что хотя бы из одного кризиса вышел победителем. Может быть, настанет день, когда я пойму бессмысленность подобного утешения, когда святой рассорится с богом и кинется наверстывать сладостные грехи.
Наверное, мне бы следовало пожалеть о чрезмерной поспешности, с какой я принял эту странную птичку… Однако, что ни говори, у меня для этого достаточно веских оснований, как, впрочем, у каждого, кто задним числом старается оправдать сделанное. Я мог бы посадить в правление кого-нибудь из местных кадров. Но я часто захожу в уездный совет. Канцелярии забиты местными кадрами. Три стола, четыре работника. Не хватает только треногих деревенских табуреток. В углу торбы. На столах — крошки. На полу — окурки самокруток. В бумагах — хаос. Знаки препинания вообще вышли из моды.
Однажды, пока я ждал, когда такой вот референт выведет на документе три буквы, один из его коллег подскочил к окну и радостно возопил:
— Гляди-кось, кобыла моя!
Все прильнули к стеклам. С холма, что возвышается над городом, спускался дядюшка грамотея в крестьянских портах, ведя в поводу кобылу, чтоб увезти в село паек племянника.
Я вернулся сюда около двух часов. Здесь все еще говорили о кобылах.
Я не хочу, чтоб мои служащие беседовали о кобылах. Или приносили с собой кукурузные початки, лук, брынзу и ракию в пестрых узелках. Служащий в опанках — безнадежный инвалид. Бесполезно пускать его в дорогу, он никуда не придет. И уж коли я задумал вести дело как положено и не носить печать в кармане, то я передам ее в культурные руки, которые не напишут на бумагах «патамушто» и «актябырь». Впрочем, здесь есть и прямой расчет. Чем служащий культурнее, тем в нем сильнее развито чувство дисциплины. Местный писака в разгар рабочего дня усядется на стол и пустится в воспоминания, начнет с первого немецкого наступления, к обеду, глядишь, только-только до Сутески доберется.
Руки девушки внесут культуру в делопроизводство. Я не требую от своих служащих особой точности и тщания. Напротив! Это бы мне лишь помешало хватать направо и налево все, что только можно, для своего убогого селения, из которого я хочу сделать городок! Но уж коли что попало в книги, пусть будет записано четко и аккуратно. Никакой мазни. Для любой неточности я найду тысячи оправданий — от нехватки специалистов до необъятности и сложности производства. Доверие ко мне — к человеку, который не строит себе дом, не покупает землю и не живет на широкую ногу, смягчит любое нарекание. А красивые руки моей служащей и вся прочая ее краса невольно разгонят желчь даже у самого дошлого ревизора.
