Я, Данила | страница 27



Наступает эпоха накоплений, семьи, дома и огорода. Наденет на меня мелкособственнические кандалы. А там и душа, неохватный океан, ужмется до вонючей лужицы, которую чистая публика будет брезгливо обходить. Нет, не хочу я барахтаться в собственных обмывках. Этак меня первый же жгучий взгляд какого-нибудь новоявленного солнца вмиг осушит. Быть тихим и незаметным — не мой удел. Я буду размывать фиорды и перекраивать пляжи. До тех самых пор, пока меня не нанесут на географическую карту достопримечательностей или пока не размозжу голову о скалу.


Январь.

Из вспененной и горластой кутерьмы обновления выглядывают шипы давно и прочно освоенного. Мы больше не переписываемся вот так: «Отпусти Йове двацать кил пшеницы, как ты што делаиш унас все харашо смерть фашизму! Радиша». Власти захомутали всех, у кого есть шея: «В связи с вашим письмом номер такой-то… К сведению и исполнению. Смерть фашизму!» Председатель больше не возит из Сараева деньги в мешке. Появился колосс, который, сдается мне, многих возьмет за глотку. БАНК! К счастью, в нашем уезде директор банка хорошо если окончил четыре класса начальной школы. Пока он поднатореет в делах и пока Закон не заткнет все входы и выходы, кроме парадного, который будут держать под неусыпным контролем, и Лабудовацу перепадет кое-что из этого банка.

Я медленно шагаю по улице, устланной белым пухом, и завершаю в уме план операции, ради которой приехал в город. До меня наконец дошло, что отныне деньги потекут только по бюджетным каналам. А раз так, надо вовремя свернуть этот золотой ручей к своей мельнице. Ведь Косовская битва была проиграна еще на Косовской вечере. А я не собираюсь быть Лазарем[7].

В уездном комитете стояла такая тишина, будто секретарь готовил доклад для партийной конференции и все живое разбежалось на пятьсот метров вокруг. Ни одна дверь не приоткрылась на мои шаги. За дверями не раздавалось непрерывного перестука пишущих машинок. Я робко постучался в кабинет секретаря.

Секретарь, человек веселый и прямой, удивился:

— Ты чего в такую рань? Еще только полвосьмого, да и вообще в январе из уезда никто не приезжает.

— Лиха беда заставила. Нужда плачет, нужда скачет, нужда песенки поет. Здравствуй!

— Садись! Кстати, я тебя как раз собирался вызывать.

— ?!

— Об этом потом, сначала выкладывай, зачем пришел.

— Деньги нужны.

— Здесь уездный комитет партии, а не финансовый отдел уездного совета.

— А если я тебя возьму в охапку и отнесу в совет? Там мы сможем потолковать?