Когда я вернулся в дом, молодая хозяйка сердито взбалтывала у очага яйца. Хозяин, сидя по-турецки и вытянув шею, подобострастно слушал лекцию секретаря.
Вот жулик, подумал я, махонький сейчас, в жилетном кармашке поместишься, а какой ты был, когда бряцал оружием и тряс бородой! Ах ты, сучий выродок, паинькой прикидываешься, классово чистым крестьянином. Услышал небось, как это высоко котируется на бирже анкет. Земли-то всего ничего, а дом отгрохал, волов завел, хлев кирпичный строишь, землю собираешься покупать, на чьи шиши? И ведь сумел же подольститься, без мыла влезть в эту суровую и чистую душу, которая незаслуженно верит всякой дряни вроде тебя.
Ох, если бы мне дали власть на три дня!
Я заставил бы вас три ночи кряду жрать куколь из пшеницы.
Юлишь и извиваешься в широкой рубрике «в прошлом заблуждавшиеся, но в основе своей честные», а наша полуграмотная власть и честные души не видят, как бьет ненависть из твоих обернутых в шелковую улыбку глаз.
Я высказал ему все это своим угрюмым молчанием, а он, как умный крестьянин, ответил мне не менее красноречивым пренебрежением:
«Плевать я на тебя хотел, главное, секретарь — мой. Ужин ты, конечно, получишь. Дай-то бог нам с тобой встретиться где-нибудь на узкой дорожке!»
Поужинали отменно. Секретарь расчувствовался, приняв ужин за знак расположения к нам хозяина. А я не сомневался, что, будь его воля, он с гораздо большим удовольствием подсыпал бы нам стрихнину, а для верности еще бы и головы отрубил.
Мы погасили свечу и продолжили разговор при свете очага. Хозяин и секретарь наперебой потчуют друг дружку красивыми словами. Мало-помалу, и вот я уже слышу: «Товарищ Воислав!» и «Товарищ секретарь!». Социализм, капитализм, электрификация, индустриализация, аграрная реформа, государственный и кооперативный сектор… А мне спать охота! Повернул я к очагу свою молодецкую спину и таращусь в темноту.
Дети в горнице поплакали и затихли. Хозяйка не выходила.
Воислав рассказывал секретарю о своих подвигах, совершенных в то время, когда он еще воевал в партизанском отряде. Секретарь приехал в наши края в сорок четвертом и, похоже, верил в эти небылицы. Только хозяин улегся за пулемет, чтоб пальнуть по колонне усташей,
как по-над селом
прогремела всамделишная очередь.
— Патрули пуляют! — спокойно объяснил Воислав, но по едва уловимой дрожи в голосе я понял, что ему кое-что известно. Это не случайная пальба: наверху, на высотке, что-то происходит. Я незаметно зашнуровал башмаки и положил на колени автомат.
