Хана присела на веранду и спросила детей:
— Ну как вам? Нравится?
Юки горделиво расставила ноги пошире и заявила во весь голос:
— Нравится!
— Хочу обратно, — еле слышно отозвался Амэ, держась за подол платья сестры.
Юки было пять лет, Амэ — четыре.
Юки, красивая черноволосая девочка, росла активной и жизнерадостной. Она много помогала матери по дому, много ела и много смеялась. Она мгновенно запоминала детские книжки и сказки и пересказывала их наизусть.
Амэ был тихим и замкнутым. Упрямый, необщительный, плаксивый, избалованный, беспокойный — это всё о нём. Когда от волнения мальчик пускался в слёзы, его приходилось гладить по спине и заговаривать волшебными словами «всё хорошо, всё хорошо».
После того как Хана всё же решила съехать с токийской квартиры, у неё ушло несколько лет на выбор подходящего жилья.
Перед уходом Курода предупредил её, что жизнь в глубинке не сахар и что розовые очки в деревне долго не держатся. Но Хану его слова ничуть не смутили. Наоборот, ей очень понравилось это место, где можно воспитывать волчьих детей вдали от посторонних глаз. Новый дом воплощал её идею о том, что дети должны сами выбрать, как им жить: как волкам или как людям.
В сарае теснились вещи бывших хозяев. Помимо мотыг, кос и прочих сельскохозяйственных инструментов, попалась и педальная швейная машинка, и даже детский четырёхколёсный велосипед. Хана взяла с полки ящик с инструментами и внимательно перебрала содержимое. Первым делом нужно подлатать дом — настолько, чтобы в нём хотя бы можно было спокойно жить.
Белая машина администрации остановилась возле террасы.
— Сказала, «где угодно, лишь бы никто рядом не жил». Странная она, — доложил Курода деревенским старожилам о необычной переселенке.
Один из стариков, Хосогава, смотрящий на мир через очки с цветными линзами, поинтересовался таким деловым тоном, словно речь шла о полевых работах:
— Где её муж?
— Не знаю.
Другой серьёзный старик с полотенцем на шее, Ямаока, сложил руки на груди и с мудрым видом спросил:
— Зарабатывает сколько?
— Не знаю.
Хосогава и Ямаока недоумённо переглянулись между собой.
— И как же она собирается жить, с детьми-то на руках?
— Не знаю…
Курода удручённо почесал затылок и огляделся по сторонам. На глаза ему попался ещё один старик, молча ровняющий борозды мотыгой.
— А… Дедушка Нирасаки. Как поживаете?
Высокий худощавый старик Нирасаки поднял на него глаза, но ответил угрюмым, задумчивым молчанием.
Следующим утром Хана проснулась на рассвете, вышла во двор и медленно огляделась по сторонам. Горный воздух дышал прохладой и свежестью. Словно благословение всему миру, из-за деревьев лились слепящие солнечные лучи. Утреннюю тишину нарушало лишь ласковое журчание горных ручьёв. Хана вздохнула полной грудью и, подбодрив себя кратким «ну, за работу!», приступила к уборке дома.
