Подобный прием прижимания к берегу им приходилось повторять еще несколько раз. Сперва часа через три на двадцать пятой миле, чтобы пропустить крупный встречный пароход. Потом на тридцать восьмой миле, где вдобавок команде пришлось изрядно поработать шестами, чтобы уберечь корабль от повреждений, так как из-за создаваемой встречным судном волны легкий минный крейсер начало сильно прижимать к берегу. В конечном итоге понадобилось даже спустить с левого борта шлюпку и, подав с кормы конец, дожидаться, пока она отбуксирует корабль подальше от берега из-за опасений повредить винты.
Лишь когда минный крейсер вышел в акваторию озера Тимшах, где взял нового лоцмана со станции Измаилия, они смогли обойти почтовый пароход, на котором замешкались со сменой «провожатого». Отвалив от станции, уже вскоре они вышли в Большое Горькое озеро, где без боязни можно было бы дать ход в тринадцать узлов, но правила диктовали иное, и потому крейсер все так же продолжал тащиться с разрешенной скоростью, рискуя заночевать в канале.
Около семи часов вечера лоцман отказался далее осуществлять проводку, ссылаясь на опускающуюся темноту, и поскольку до конца этого отрезка пути оставалось еще не менее трети, Иениш дал согласие на ночевку, ругаясь про себя о необходимости назначения дополнительных людей в ночные вахты, что уберегали бы корабль от наваливания на правый берег.
В Порт-Тефик, после которого уже начинался Суэцкий залив, они прибыли лишь в два часа пополудни. Надолго задерживаться здесь не имело смысла, и потому, забив углем под завязку все возможные помещения, Иениш повел крейсер на экономичных десяти узлах к французскому Обоку, до которого было чуть более 1300 миль. Несмотря на официальные союзнические отношения, французы, как и прочие европейские державы, урвавшие себе кусок Африки, не желали пускать русских на черный континент, оттого следующим родным портом теперь мог стать только Владивосток.
Иван же, не раз говоривший о своих интересах на Африканском континенте, совершенно случайно нашел среди матросов родственную душу, поведавшую ему о событиях пятилетней давности, когда полторы сотни терских казаков на свой страх и риск попытались организовать небольшое поселение на землях, которые французы уже считали своими.
– Я тогда, вашбродь, на крейсере «Забияка» служил. Вот мы, значит, вместе с пароходом «Чихачев» и забирали из французского плена казачков. Время свободного, несмотря на службу, имелось вдосталь, вот мы и разговорились с горемыками. За главного был у них Николай Иванович то ли Ашинов, то ли Ишанов. Вы уж извиняйте, позабыл уже за давностью лет. Так он нам многое поведал. После вахты соберемся, бывало, в кружок, он и начинает сказывать, как город русский хотел поставить в землях этих диких. Сказывал, «Новая Москва» город наречь собирался.
