Но всё же, несомненно и неопровержимо, главным возбудителем в этом перечне народных аллергенов, надколотым брильянтом, платиновой фиксой в пасти Создателя Вселенной сверкал припадочный колдун Ник Кунцевич Рок-н-ролл! У Филина имелось два ключа от бывшей Ксюхиной квартиры. И один из них был отдан Нику в бессрочное пользование. Как же иначе можно было поступить с корифеем отечественного свистопляса. Корифей заезжал сюда редко, но всегда по существу. Нынешний его приезд в Москву был вызван звукозаписывающим подвигом одной из сотрудниц телецентра «Останкино», но это отдельная глава, от которой никуда не деться, время и место которой объявятся в свой черёд. Так они проснулись в одной квартире, четвёртого мая, тысяча девятьсот девяносто первого года, по григорианскому летоисчислению, — Ник, немка Ута, Филин и ревнивая проводница Энга, по одной лишь ей известным признакам распознающая телефонную опасность потенциальных соперниц.
— Межгород, — повторила Энга и лениво потянулась к трубке. — Алло…
По гнусному выражению её грустнеющего лица Филин догадался, что на том конце телефонного соединения находится особа женского пола. И не просто… Нечто совсем уж разрушительное для своих и без того безответных чувств уловила Энга в телефонном динамике. Как что-то донельзя отвратительное, отняла она трубку от уха, брезгливо отвела лицо в сторону, вызывающе приподняла подбородок и, словно дурно пахнущий носок, протянула трубку к зарывшемуся в подушку Филину, шипя довольно громко:
— Тибяяя…
Филин выставил ладонь и уволок трубку под подушку.
— Ну?
— Я через четыре часа в Москве буду… В Домодедово, кажется. У меня тут уже регистрация идёт в полный рост… Алло… Слышишь?.. Вот чёрт… Алло. Алло. Эй…
Филин слышал, но не понимал. Зато Энга поняла. Быстро сообразив микроистерику, она сползла с кровати, вонзилась в тапочки и вышла, врезав дверью. Отдалось в оконных стёклах. Филин хмыкнул и спросил:
— Кто это?
— Я, — флегматично ответила трубка.
— Ещё раз, — скрипнул Филин.
— Ещё раз: я, — уже сердито отреагировала неизвестность и прекратила связь. Утреннее воскрешение наполнилось прерывистыми гудками. Гудки были не такие, как обычно, а какие-то нервные, с обвинительным уклоном, что ли. Филин с минуту, не меньше, выслушивал эти кодированные упрёки, потом очнулся, поднёс трубку к аппарату, и… И лишь в тот момент, когда наконец замкнулся прерывистый сигнал, Филин понял, кого именно ему придётся встречать через четыре часа в аэропорту Домодедово. Дребезжащий фюзеляжем ТУ-154, проваливаясь в воздушные ямы, волок к нему сквозь обманчивые весенние небеса барнаульскую школьницу Светку. На полу валялся томик Мандельштама. Филину показалось вдруг, что Мандельштам — редкая, гнусная сволочь.
