— Сколько? — выговорил он одними губами, почти беззвучно.
Она поняла и украдкой от водителя подняла кулачок в серой вязаной перчатке, выбрасывая один всего палец: «Рубль».
«Подстава!» — подумал Филин, согласно кивая головой. Всякое предприятие имеет свои издержки. Предприятием Филина являлась его собственная жизнь, подчиняющаяся формуле «Сам себе государство». Окружающий мир представлялся ему в виде неуправляемого процесса, где одна лишь иллюзия кем-то выдуманного порядка ещё удерживала жителей планеты от массового безумия личной свободы. Люди функционируют, согласно воздействию на их закрепощённые умы силы установленных стереотипов. В правилах этой игры, Филин оказывался преступником, мелкой разменной картой, с которой можно было поступать, как вздумается. Так полагали жертвы идеологического террора. Да чёрт с ними… По сущности своей Филин не был ни оголтелым теистом, ни ущербным материалистом. Он верил в удачу, как в состояние души, как в некий психофизический фактор. Он насмехался над всякими религиозными догмами, полагая, что кое в чём Маркс действительно бессмертен. Он твёрдо знал, что Альфа Большого Пса — Сириус, самая яркая звезда во всей видимой Вселенной. И, согласно этому знанию, не признавал фарисейской напыщенности построителей непререкаемых доктрин. Тем более отвратительны были ему современные герои бутербродных войн, зачатые маркетологами от мерчендайзеров. Причём в этой стране трудно было объяснить ортодоксальному населению, чем именно те и другие отличаются от пидарасов. Здесь отчего-то искренне умиляются успехам лукавых жополизов и посмеиваются над былинным тружеником Микулой Селяниновичем. Впрочем жополизы, эксплуатируя полубожественный пафос, всегда будут иметь успех в среде народа-богоносца. И в этом смысле Филин был не только преступником, но и еретиком отъявленным. Сириус — вот та величина, которая управляла им и смиряла его в собственном отрицании. Разве можно постичь непостижимое… Ход его поступков, образ его понимания подчинялись одной лишь логике — логике его и только его личной, нелогичной жизни, в корне отличной от шахматных фантазий цивилизованных маньяков. Он верил, что когда-нибудь Река Смертей — неторопливая Рио-дас-Мортес — сомкнёт над ним свои волны, и он потечёт вместе с ней, частью её, превращаясь то в водовороты, то в неподвижные заводи, и так до тех пор, пока вода не прольёт его на следующий берег жизни. А настигнет ли его эта река теперь, в сию секунду, или протечёт ещё десяток лет — в общем, не существенно. Он не помышлял о великих свершениях. История Коммунистической партии Советского Союза блёкла в его глазах перед историей чемодана Марлен Дитрих, который был украден в 1945 году солдатами-победителями, после чего всплыл на киевской барахолке, где и был приобретён одним шустрым горожанином за двадцать американских долларов. Марлен Дитрих была отравлена Сириусом. А всё остальное…
