— Ишь как! — удивилась Ленка, — мне-то коня ни к чему, а вам под стать.
Волчок рассердился.
— Молчать, дура! Видишь, не кончил слово я… Так вы, братцы, обряжайтесь. Пора выезжать. Уведем карбас али катер и задуем до Каспия, а по Каспию с рыбаками до страны Персии. Хан говорит: уже много мальчишек туда поехало, такие головотяпы, что ай-лю-ли! В Персии-то война страшенная, вот он и набирает тайком. А ежели кто разблаговестит, так того удушим.
Волчок вынул из кармана нож и воинственно погрозил им подданным.
— Так что молчок, ни гу-гу… Да и не в барыш вам болтать попусту: полиция учует, что мы в Персию собрались, перво-на-перво в тюрьму, а опосля на заре расстреляют. Закон такой, не то все давно бы утекли. Да и расстрельная-то казнь в большущую милость, скорее всего обольют керосином и подожгут, как того скубента, что в мае красный стяг на бульваре перед людом пронес.
Ванька со страхом шлюркнул носом, а Дергач зевнул: дескать, не запугаешь.
— А теперича выметайтесь! — окончил свою речь Волчок. — В тую субботу опять приходите, а кто супротивничать станет, дам ему взбучку здоровую.
— Прощай, брат! — буркнул мрачный Дергач.
— Прощай! — покровительственно ответил ему царь пустоши, пряча складешок.
Подданные быстро засеменили по заросшим дорожкам и один за другим исчезли в лазейке.
— Ну, Ксюшка! — тихо сказал Волчок, обнимая девочку, — давай же поженимся.
Солнце стояло уже очень низко, когда они, царь пустоши и его царица, покинули беседку. Они шли, понурив головы и не говоря. Лицо Волчка было бледно, а движения вялые, расслабленные. Новенький нож, о котором так долго мальчик мечтал, более не радовал его, ничто не радовало Волчка, и, кроме того, он стыдился Ксюши, не смея даже взглянуть в ее сторону. Сколько боли, сколько слез он принес ей своею женитьбою — право, лучше бы навсегда остаться холостяком.
— Ксюша! — наконец, не выдержал Волчок.
Она замедлила шаг.
— Прости меня, Ксюшенька!
Плечи Волчка вздрогнули.
Ксюша не отвечала. Она уже не походила на ту маленькую и вечно веселую девочку, что недавно сидела на крыше сарая, грызя корочку хлеба. Выросла, преобразилась, поумнела и покрасивела. Опорком, валяющимся в грязи, чувствовал себя Волчок рядом с нею.
Он прикрыл глаза грязными ладонями, прислонился к водосточной трубе облезлого домишки, мимо которого они проходили, и заплакал, трясясь всем телом.
— Волчок же! — испуганно крикнула девочка.
Он не отозвался.
— Да ну, какой… милый…
Руки девочки обвили его шею и оттащили от водосточной трубы.
