Опустошенные сады (сборник) | страница 36



— Но кто же учится на гоночных? Ха-ха! Фон-Книппен вас подвел. Садитесь.

Она отодвигается к стене, освобождая ему место. Греющиеся конькобежцы иронически посматривают на Ковалева: действительно, кто же учится на гоночных, да ведь они совсем не пригодны для этого, — кроме того, он переколет всем ноги такими ножами. Глупец.

Ковалев смущается и не знает, что ему делать.

— Ну хорошо, я вас буду учить, — насмешливо, подбодряет его Рогнеда, — не трусьте.

— Да я, собственно…

— Ну, ну, — торопит его Рогнеда, — переобувайтесь…

Ковалев послушно скидывает калоши и начинает расшнуровывать ботинки, в которых пришел. Рогнеда искоса наблюдает за его движениями.

— Ах, черт! — спохватывается Ковалев. — А где же переобуваться? Я этого совсем не предвидел. Вот оказия!

— Валяйте здесь, что за ерунда, — пожимает плечами Рогнеда.

Он с унылым видом стаскивает ботинку с правой ноги, быстро натягивает на нее ботинку с коньком и зашнуровывает. Рогнеда и все остальные зрители успевают заметить синий шерстяной носок, и тут Рогнеде вспоминаются ноги одной больной женщины, с которою она однажды мылась в бане, — пухлые, со вздувшимися синими жилами. Та женщина тоже носила синие шерстяные чулки.

Ковалев скидывает левую ботинку, опять перед Рогнедой мелькает синий шерстяной носок. Она сердится.

— Ф-фу, как вы копаетесь, Георгий Глебович, — совсем, как старая баба.

— Сию минуту!

Он поспешно зашнуровывает ботинки и пробует встать, но тотчас опускается обратно на лавку, потеряв равновесие. Греющиеся конькобежцы, народ молодой и задорливый, смеются и дают советы:

— Вы обопритесь о стенку, а на льду будет легче с креслом.

— Да, непременно с креслом.

— Плохо на гоночных, лучше всего Нурмис.

— Американские тоже недурны.

— Действительно, — советует Рогнеда, — попробуйте, держась за стенку.

— Вы думаете?.. Пожалуй.

Он преувеличенно беззаботно посматривает по сторонам, кое-как встает на ноги и, опираясь о стену, достигает двери, но здесь-то и начинаются настоящие муки.

Рогнеда открывает перед ним дверь и, стоя на льду, говорит:

— Смелее, Георгий Глебович!.. Держитесь за косяк.

Держится за косяк… Коньки проваливаются в щели пола, он их вывязивает и чуть не падает. А главное — ему никак не стать на лезвия коньков, ноги подкашиваются, ботинки готовы сорваться с них.

— Однако! — бормочет Ковалев, ухитряясь медленно выползти из теплушки. Дверь со стуком захлопывается. Перед ним огромная ледяная, скользкая, предательская площадь, по которой весело снуют мужчины, женщины, подростки и хохочущая детвора.