— Мика! Мика! — зовет ее Рогнеда, но злая собака не слушается, впивается белыми клыками в Ковалева, рвет его и рычит от восторга.
… А потом — тихий плач… Сверкающее озеро, и по нему в белом челноке едет плачущий ребенок. Он в белой рубашке, на его голове белые шелковистые кудри.
Рогнеда протягивает к нему руки, хочет ему что-то крикнуть — и просыпается.
…Темно-темно, словно в склепе.
Она встает с постели, идет в столовую. Старая пани поднимает голову.
— Ты спала, Рогнеда? Что с тобой? Ты плачешь?
— И не думаю, мамочка! — звонко отвечает ей Рогнеда. — Вам, мамочка, это показалось. Ха-ха-ха!
По воскресеньям Рогнеда ходит на городской каток. На ремешке болтаются, позвякивают и сверкают под холодным солнцем стальные коньки, горделиво изогнувшие свои носы.
Рогнеда — мастерица бегать на коньках. Она может так быстро нестись по льду, что в ушах только свист стоит, да щеки разгораются ярким полымем. Голландский шаг, вензеля, восьмерки, бег на одной ноге, бег спиною вперед и еще много других фокусов проделывает она на скользкой поверхности катка.
По воскресеньям там много народу. На помосте, обитом красным сукном, сидят солдаты-музыканты и посиневшими от холода губами трубят в широкие медные трубы; дверь теплушки ежеминутно открывается и закрывается.
Когда Рогнеда входит в теплушку, взоры всех греющихся конькобежцев обращаются на нее. Дорого бы дал толстый гимназист Смирнов, лишь бы летать такою же быстрою серной.
Рогнеда садится на лавку, снимает калоши и развязывает ремешки, чтобы навинтить коньки на ноги.
Толстый Смирнов багровеет.
— Позвольте, я их вам приделаю.
— Пожалуйста!
Толстый Смирнов, став одним коленом на грязный дощатый пол, вдевает правый конек в гнездо и завинчивает.
— Готово! Позвольте левую!
И левая в его руках. На нее он уж не так скоро навинчивает конек; очень жаль, что у Рогнеды Владиславовны только две ноги, очень жаль, но ничего не поделаешь…
— Готово!
— Благодарю вас.
Толстый Смирнов вторично багровеет, с грохотом покидая теплушку: страшно вспотел.
Рогнеда собирается последовать за ним, но дверь теплушки распахивается, — вместе с морозным паром входит Ковалев. Он в шведской куртке, в ушастой оленьей шапке и с длинными гоночными коньками под мышкой: коньки привинчены к ботинкам и похожи на странные ножи.
— Рогнеда Владиславовна!
Рогнеда щурится:
— А… а… а, и вы? Здравствуйте. Вы разве катаетесь на коньках?
— Нет. Пришел учиться, фон-Книппен убедил, я даже записался в спортивное общество. В самом деле, это очень полезно, хочу и на лыжах попробовать.
