Опустошенные сады (сборник) | страница 18
«А почему вы ничего не скажете о Танечке? Ведь, она василек, незатронутый пылью»…
Вваливается Профессор с подносом. На подносе бутыли — с коньяком и лимонадом и бокалы.
— Вот сюда, Профессор! — указывает Рогнеда на стол. — Страшно люблю пьянствовать! — обращается она к Ковалеву. — Коньяк с лимонадом — вроде шампанского, а шампанское, если бы я была богата, я бы пила целый день.
Профессор приносит вазу с фруктами, ставит на стол рядом с подносом и уходит.
— Где вы выкопали этого Тмутараканского болвана? — спрашивает Ковалев, указывая вслед ей на дверь.
— Она у нас давно, и пожалуйста, извольте относиться к ней с большим уважением: вовсе она не Тмутараканский болван, а Профессор.
Ковалев откидывает назад волосы.
Рогнеда вливает в бокалы по маленькой рюмке коньяку и добавляет лимонадом.
— А ну-ка, Георгий Глебович!
— Браво!
Он чокается с Рогнедой и высоко поднимает бокал.
— Я, Рогнеда Владиславовна, чувствую себя хорошо только с вами. С вами можно поговорить по душам, вы поймете, не оскверните кощунственно, вы выше многих условностей, в вас я не слышу подлого голоса черни, толпы. К вам прихожу, как в убежище, и исцеляюсь.
— Пейте же! Пейте! — настойчиво торопит его Рогнеда. — Видите, я осушила до дна… Гуляю напропалую!
В передней дребезжит звонок.
— Кто там еще?
…Алексей. В сапогах, забрызганных доверху грязью, входит, покачиваясь в комнату, и неуклюже раскланивается.
— Се грядет муж во полунощи!.. Да вы тут того… Хо-хо!
Встряхивает руки Рогнеде и Ковалеву.
— Так, так-с!
Берет бутылку с коньяком, долго ее рассматривает на свет.
— Три звездочки! это хорошо… Оч-чень хорошо… А мы — хо-хо! — того, сейчас на биллиарде играли в Дрездене… Уд-дивительно!.. Два борта в среднюю. Виноват, я кажется, вам помешал?
Рогнеда поднимается с дивана и несколько раз в волнении проходит по комнате.
— Опять нарезались? — брезгливо спрашивает она, останавливаясь против Алексея.
Он осклабляется:
— Сим победиши князей мира сего! Разрешите рюмочку? Я употребляю его лишь в чистом виде, без примесей. Примесь есть искажение, как выражается Долбня. Он — умный человек и хороший философ. Врожденный трагик! А я — фильтик, он мне доказал это, как дважды два четыре.
Алексей наливает себе в рюмку и выпивает.
— Ничего… очень хорошо, хотя отзывает сургучом.
Ковалев удивлен:
— Фильтик? Что это за штука?
— Не знаю, — мрачно отвечает Алексей, — нечто среднее между протухлым огурцом и зряшным человеком. Долбня сказал: Ковалев — смердящий декадент, как свинья, роется в собственном навозе… Хо-хо! Он так-таки и сказал без обиняков: Ковалев, как свинья, роется в собственном навозе, но и вы, Алексей, прискорбное зрелище, потому что вы — фильтик. Мы с Долбней вчера от вас завернули в одно местечко и очень мило провели время. Хо-хо! Он там всех ругал: все вы, говорит, высосанные лимоны, заморские фрукты, родную землю поганите.