Предполагалось, что ему дадут знак, когда можно уходить, но мысли Питера снова и снова возвращались к Рэйчел Уайт.
Она открылась перед ним в точности так же, как и раньше все остальные, когда между вербовщиком и его добычей внезапно появляется мостик доверия. Ее мотивация была классической – чувство, что ее не ценят по достоинству, усугубленное личной трагедией. Она была компетентной и управляемой, и задача найти дело Камлана была ей по плечу.
Казалось бы, легко сохранить дистанцию, но в какой-то момент Питеру захотелось рассказать ей правду. Нечестно не поделиться чем-то личным после того, как она открыла истоки своей боли. Это как отстраниться от Астрид, только хуже. Питеру хотелось дать Рэйчел что-то взамен, хотя бы отблеск той ясности, которую он обрел в кембриджской квартире Уншлихта много лет назад.
* * *
В чемодане Уншлихта находился аппарат, как позже узнал Питер – предшественник «Фиалки»: клавиатура пишущей машинки с кириллицей и латиницей, роторы с проводами и ролик бумаги.
Уншлихт щелкнул выключателем, аппарат загудел и ожил. Питер провел рукой по клавиатуре и тут же отдернул ладонь. Металл был таким холодным, что больно притрагиваться.
– Давайте, – сказал Уншлихт. – Спросите его о чем-нибудь.
– И что эта штука делает?
– Не эта штука. Он, – скривился философ. – Несомненно, доктор Морком и его друг Тьюринг с присущей им неточностью назвали бы его оракулом. Более точный термин – всебытие. Иначе говоря, Вечно Живой.
До той поры Питер не имел представления о существовании советского супермозга – смерть и трансформация Ленина не были достоянием широкой публики. Во всем мире считали, что великий революционер до сих пор жив и с нечеловеческой безжалостностью правит красной империей.
– И что мне спросить?
Уншлихт раздраженно всплеснул руками.
– Мистер Блум, совершенно не в моих силах понять, что творится у вас в голове. Я лишь могу сказать, о чем спросил бы сам в аналогичных обстоятельствах – о том, чего не могу постигнуть обычными средствами. К примеру, есть ли сейчас в этой комнате носорог? Это утверждение я не могу опровергнуть привычными аргументами человеческого разума.
Питер в недоумении уставился на него. Это что, какой-то странный философский эксперимент? Аппарат на самом деле – телетайп, а ответы выдает студент последнего курса?
Ну ладно. Тогда он сам устроит испытание эксперименту.
«Грек говорит, что все греки лжецы, – написал он. – Это верно или ложно?»
Клавиши оказались неподатливыми, а их холод обжигал пальцы. Аппарат издал какой-то потусторонний стон. Потом защелкал, и на ролике бумаги появился ответ:
