Об Ирландии пусть воспрошают,
правду я знаю,
о каждом захвате ее,
с первого дня благодатного света.
С востока пришла Кессайр,
женщина дочерью Бита была,
с ней пятьдесят девиц
да трое пришло мужей.
Здесь их застиг потоп,
горе великое это,
и потопил их всех,
хоть каждый был на холме.
В Слиаб Бета на севере — Бит,
грустен о том рассказ,
Ладра у Ард Ладран,
Кессайр в своем укрытье.
Я же спасен оказался,
волею Божьего Сына, защитника стад,
отхлынул потоп от меня
над Тул Туйнде могучей.
Год я провел под потопом,
у Тул Туйнде великой,
не спалось никогда и спаться не будет,
лучше, чем там спалось.
Потом Партолон явился,
из края греков, с востока,
я все его ведал потомство,
хоть путь его был и немалый.
В Ирландии жил и тогда я,
когда была тут лишь пустошь,
вот сын Агномана явился,
Немед, чья смерть прекрасна.
Потом Фир Болг появились,
воистину это правда,
на этой земле был я с ними,
пока они жили на ней.
Фир Болг и Фир Галиойн
пришли, давно это было,
и Фир Домнайн пришли,
что жили на западе в Иррус.
За ними пришли Племена Богини,
в облаках густого тумана,
жил я тогда вместе с ними,
и век тот был не короткий.
Миля пришли Сыновья
в эти земли померяться силою с ними,
был я при каждом семействе
до этого самого часа.
Потом Миля пришли Сыновья
из земель испанских на юге,
жил я все время с ними,
воистину славными в битве.
Был уж мой век немалый,
того я сейчас не скрою,
пока не познал я веру,
от Отца рая заоблачного.
Я белый Финтан,
сын Бохра, того я не скрою,
здесь со времен я Потопа,
мудрец благородный, великий.
— Воистину это славно, о Финтан, — сказали ирландцы, — и пусть не коснется нас ничто, чем мы могли бы тебя обидеть. Желали б мы знать, насколько крепка твоя память.
— Ну что ж, — ответил им Финтан, — как-то раз шел я на запад по лесу, что в западном Мунстере, и была у меня ягода красного тиса. Посадил я ее во дворе моего дома, и выросло там дерево в рост человека. Тогда перенес я его на луг вблизи дома, и выросло оно на лугу таким, что сто воинов усаживал я под его листвой. От ветра и дождя, от холода и зноя защищало оно меня. Так и жил я вместе со своим тисом, пока не опали его листья от старости. Тогда не стало мне от него больше пользы, и срубил я дерево и из ствола сделал семь чанов[131], семь [...], семь [...], семь ступ, семь кувшинов, семь [...] и семь чаш, да еще обручи для всех них. Так жил я и были со мной мои сосуды из тиса, пока не распались их кольца от ветхости Тогда переделал я их, но вышел у меня лишь... из чана, [...] из [...] ступа из [...], кувшин из ступы, [...] из кувшина и чаша из [...]. Господом всемогущим клянусь я, что не ведаю, где теперь все они, после того как сносились от ветхости.
