Достаточно убедительный пример общего мифологического багажа филиппинских "язычников", христиан и мусульман — присущие им всем, как отмечает Штёр [66, 122], мифы об антагонизме солнца и луны. Мифам отим посвящена специальная публикация, достать которую мне не удалось [61]. Однако мифы этого типа представлены в данном сборнике — это пампанганская (Западный Лусон) сказка "Луна и солнце" о том, как солнце, стремясь к мировой гегемонии, выбивает бамбуковой палкой глаз своей сестре луне, и своеобразное, много вобравшее в себя из мусульманской среды этиологическое предание "Отчего бывает затмение луны", принадлежащее моро, географически и культурно много веков изолированным от пампанго. Сюда же относится тингианский миф, в котором солнце в пылу спора бросает песком в луну, уверяющую, что оно слишком жаркое [30, № 73]; набалойские мифы, где солнце то бросает в насмешницу-луну золой, то подстраивает ловушку изначально более яркой луне, причем в обоих случаях, как и у тингианов, луна в результате начинает светить более тускло, чем солнце [58, № 8, 9]. В том же ряду можно рассматривать и миф манобо, согласно которому луна вечно убегает от своего бывшего мужа — солнца, нечаянно сжегшего их детей — звезды [28, 91][14].
Старые языческие боги в функции повелителей и законодателей (иногда создателей) зверей и птиц — частые гости в этиологических сказках о животных, весьма распространенных у равнинных народов Филиппин: так, сюжет "Суда над животными" (Th Z 49.6), представленный в данном сборнике, пампанганской сказкой "Суд Синукуана", относится, по подсчетам Фэнслера, к десяти наиболее распространенным сказочным сюжетам жителей равнин [38, VIII]. Не исключено, что некоторые из этиологических рассказов принимались еще недавно за чистую монету — например, пампанганская сказка "Почему ворона черная" или тагальская сказка "Как появились обезьяны", переносящие нас во времена первотворе-ния. Однако по мере того как серьезные интонации этиологических рассказов сменяются юмористическими, а их финальный этиологизм заменяется, вытесняется перипетиями основного сюжета [см. 13, 73; 7, 87 и др.], распространяется отношение к этиологическим рассказам как вымыслу, повествованию об удивительном, необычайном, то есть как к сказке. Так, в тагальской сказке "Буйвол и нектарница" отсутствует уже этиологическая концовка, присущая односюжетной сказке моро "Почему цапля ездит на буйволе" [62, 41 — 44], а кумулятивная сказка пампанго "Почему лошадь раздавила яйца птички пугу" построена на том же приеме, что и "Суд Синукуана", но кончается не объяснением некоторых особенностей самцов москитов, а комическим ответом Хуана, воскрешающем в памяти ответ волка из аналогичной русской сказки о кочетке и курице (Андреев, 241 II, ВР II 80).
