Конец черного лета | страница 87



— Сказано точно и справедливо, — в раздумье согласился Нечаев.

Они еще долго говорили о самом важном, самом близком для них — о воспитании человека, об уважении к людям, о справедливости, которая должна быть безмерна, когда речь идет о судьбе человека, пусть даже одного, пусть опустившегося или в чем-то опасного для общества. Но в справедливости ему отказать нельзя. Наказание может быть самым тяжелым, даже исключительным или самым легким. Но оно должно обязательно отвечать мере содеянного человеком — в каждом конкретном случае и безо всяких исключений. В этом видится воспитательная функция закона и всех, кто стоит на страже его.

Дальневосточная весна прошла быстро и бурно, как и наступила. И как только в тайге облетел розовато-снежный цвет с яблонь-дичков, пришло лето с тяжелыми проливными дождями, с обилием грибов, и ягод, с ликованием птиц и зверей, истосковавшихся по зелени и теплу за длинную голодную зиму.

Для Федора и Дальского, как и для большинства других, смены времен года проходили незаметно. Не успевали они порадоваться светло-салатной одежде промерзших за зиму деревьев, как вновь неумолимо наступило время сбрасывания летних нарядов, и деревья, голые и дрожащие, словно этапники в предбаннике тюремной сауны, уже готовились встретить первые снежные хлопья. Люди, находящиеся в зоне, радуются не столько началу новой поры года, сколько ее концу. И конечно, самым большим праздником здесь принято считать Новый год — ведь еще один длинный и нелегкий отрезок времени прожит, сделан еще один заметный шаг к свободе.

В тот тихий осенний день сразу после начала смены Дальского вызвали в штаб колонии. Незнакомый ему худощавый капитан, протянув руку и усадив на стоящий возле окна диван, мягко и просто сказал:

— Евгений Петрович, сегодня вы уезжаете домой. Дело ваше пересмотрено Верховным Судом. Суд оправдал вас. Лица, виновные в поверхностном рассмотрении дела, привлечены к ответственности. Читайте вот эти бумаги. Получайте расчет и — счастливой вам дороги, товарищ Дальский!

Позднее, уже дома, рассказывая обо всем этом, Евгений Петрович не раз обращал внимание с жадным интересом слушавших его знакомых и сослуживцев на то, что он сначала вообще ничего не понял из короткой и ясной речи незнакомого капитана. Пока тот, обращаясь к нему, не произнес слово «товарищ». Слово, давно ставшее для каждого обыденным, утратившее свой первоначальный смысл — просто форма обращения или приветствия. Но каким весомым, всеобъемлющим и «ужасно важным», как выражался Дальский, оно становится, когда ты теряешь право называться так. Только одно слово исчезает — и ты уже находишься как бы в другом измерении, чувствуешь, порой неосознанно и, может, даже много раз преувеличенно свою вину. И это тоже, вероятно, является частью наказания — лишать человека возможности произносить и слышать в ответ слово «товарищ». Не такой уж и незначительной частью.