Конец черного лета | страница 73



— С вашего позволения я закурю, — сказал он и снова щелкнул, на этот раз зажигалкой фирмы «Ронсон». — Вам не предлагаю, ибо чувствую, что имею дело с противницей курения. Вот теперь я готов слушать рассказ о героических буднях сегодняшней молодежи.

— Мне бы сейчас нужно было встать и уйти, чтобы не слышать ваши плоские шуточки, но я этого не сделаю и буду говорить. И не о лучших представителях советской молодежи — она совершенно не нуждается в адвокатах. Я расскажу вам об одной судьбе… (Впоследствии Юлия так и не смогла ответить себе на вопрос, почему она это сделала). Какая-то подсознательная мысль, интуитивное движение души побудило ее рассказать этому молодому баловню о судьбе Завьялова.

Может, она уже тогда решила для себя, что же считать настоящими ценностями в этом мире? Или ей просто надоел тон собеседника, который считал себя эдакой «последней инстанцией» в любом разговоре или споре, и надо было его хорошенько встряхнуть, заставить посмотреть на себя со стороны. Но почему тогда именно история Федора показалась ей союзницей в этом довольно-таки трудном предприятии?

— Начну я с того, что в одной семье надолго поселилось горе — настоящее, не выдуманное. А семья была прочной, дружной, и каждый здесь был человеком порядочным, честным — отец, мать, их сын. Дед того, о ком я хочу вам рассказать, пал геройской смертью в годы Великой Отечественной войны. Погиб он честно, в открытом бою, проявив мужество и стойкость. Прошло время, и судьба, которая, к сожалению, еще не научилась отличать хороших людей от плохих, сначала нанесла этой семье еще один страшный удар — в автомобильной катастрофе погиб отец мальчика-подростка, водитель тяжелого грузовика, погиб, стремясь избежать напрасных человеческих жертв. Но себя не уберег. А цепная реакция продолжалась: мать парнишки, не выдержав нового очередного горя, попала в психиатрическую лечебницу, где провела не один год. Подросток остался вдвоем с бабушкой. — Юлия сделала маленький глоток из фужера, на секунду отвернулась к окну, затем продолжала:

— Ему было шестнадцать лет, когда он тоже покинул дом и тоже не по своей воле. Однажды, возмутившись тем, что соседские мальчишки варварски ломали ветки черешни, посаженной еще дедом-танкистом, юноша вышел один против них и был жестоко избит. Придя в себя, он, потеряв на какое-то время самообладание, находит этих мальчишек, безмятежно спящими неподалеку от исковерканной и поломанной черешни и ударяет камнем одного из них — тот остается калекой, а парню дали десять лет…