«Немало все же вокруг хороших людей. Ради этого стоит жить», — подумалось ему, и стало вдруг на душе так легко и спокойно. Но Дальский не успокаивался.
— Что же это они с тобой сделали? Почему ты их не назвал? По-че-му? — чуть ли не причитал он, всхлипывая.
— Не будем сейчас об этом, мой дорогой доктор! С ними у меня еще будет разговор.
— Не допущу! Ты слышишь, Федор, не допущу! Не в одиночку, а всем вместе нужно бороться с этими мерзкими людьми. — Евгений Петрович отчаянно жестикулировал и даже кому-то показал кулак.
Федор рассмеялся:
— Ну всем, так всем. Значит, пойдем одной дружиной.
— Да, Федор, именно. До сих пор ты был один, а теперь мы вместе. Здесь, к слову, немало хороших ребят. Право же, Федор, я нисколько не преувеличиваю.
Дядя Сережа достал из продуктового ящика банку килек в томате, нарезал хлеб, очистил луковицу, затем заварил крепкого чаю. Они не спеша ужинали. Завьялов то с грустными нотками в голосе, то с юмором рассказывал о своих мытарствах, о том, что предшествовало его выздоровлению и «возвращению в дружный строй». И о людях — больше всего о них. Теперь он стал замечать вокруг и по-настоящему ценить хороших людей и все то, что связано с проявлением доброжелательности, сердечности, бескорыстия, наконец, простого человеческого участия. Все это и раньше было вокруг него, но озлобленный, как ему казалось, несправедливостью, проявленной по отношению к нему, колючий и непримиримый, он старался все это не замечать.
— Вы бы знали, вы бы видели, как ко мне внимательно отнеслись, как буквально на руках носили в прямом смысле слова. — Федор задумался, отпил глоток чаю. — Вот я удивляюсь, как в сущности мало нужно, чтобы мы одних людей полюбили, а других возненавидели. А ведь считается, что надо чуть ли не пуд соли съесть вместе. — Дальский и дядя Сережа быстро понимающе переглянулись. А Федор продолжал:
— Казалось бы, ну что особенного — врачи меня лечили. А если разобраться по существу, то ведь я и человека убил, пусть подонка, но человека все же. А они меня на ноги ставили и как здорово ставили, скажу я вам, дорогие вы мои. Вот врач — хирург Галина Аркадьевна. Так она мне вот что ответила, когда я ей подобный вопрос задал: «Ты, — говорит, — Федор, для меня — просто больной человек. Я лечу тебя — твои раны, тяжелые раны. Это моя обязанность, мой долг перед обществом и перед тобой тоже. А ты уж сам решай, как будешь жить дальше, сумеешь ли в свою очередь дать что-нибудь людям. Поверь мне, подавляющее большинство из них этого стоят».
