______________
— Он разбил голову Ушастому, — рассказал шнырь. — Но тут сбежалось все их кодло, и козла отбили, а Шаланду связали и сдали контролерам.
Паук слушал шныря молча. Видно было, что он готовится принять какое-то решение.
— Так, лед тронулся, господа присяжные заседатели, — уняв взволнованное дребезжание голоса, произнес он, вставая с нар.
— Командовать парадом будешь ты, Федор. Это боевое крещение. Соберешь малолеток и бросишь их к трюму. Пускай наведут шорох. Меня нет, ухожу в подполье. Давай, Федя. Веди пацанов на штурм Бастилии.
Даже спустя много дней Завьялов не мог ответить на вопрос: почему он подчинился Пауку, что руководило им, когда во главе группы молодых ребят он организовал дебош возле здания ПКТ, в клубе и столовой колонии.
На этот вопрос мог ответить, пожалуй, лишь Андрей Гуров, так звали Паука. Впрочем он уже давно забыл свое настоящее имя, его заслонила, упрятала далеко внутрь кличка Паук. И она привилась Гурову: было что-то в ней опасное, хищное, безжалостное, что-то в немалой степени отвечающее и его внутреннему миру, и его повадкам, манере обращения с людьми. Завьялов, сам того не ведая, подчинился его воле, его непререкаемому авторитету, на который еще никто не отважился посягнуть, подчинился той скрытой угрозе, которая исходила от него и не раз приводила в трепет людей с характером покрепче, чем у Федора. Паук хорошо знал вкус этой хоть и неправедной, но все же достаточно прочной власти над себе подобными. В этом он уже убеждался не раз.
Верховодить Гуров привык с ранних лет. Сначала он верхом на пруте гарцевал впереди ватаги подготовишек из соседнего детского сада, приводя их в восторг своим умением на ходу сбивать палкой листья и ветки с фруктовых деревьев. А позже, уже будучи в классе пятом или шестом, с редкими для его возраста упорством и изобретательностью занимался далеко не детскими шалостями.
— Снова твой изобретатель бед натворил, — не раз жаловалась учительница химии классному руководителю Гурова. — Представляешь, сегодня затеял для видимости уборку в лаборатории, а результат — перебиты почти все приборы, колбы и пробирки…
Шло время, и изобретательство Андрея Гурова все чаще выходило за пределы законного поведения.
А ведь никто — ни его мать, красивая, молодая женщина, домохозяйка и кокетка, ни его уже пожилой и несимпатичный отец, всегда озабоченный институтскими делами, крупный научный работник, ни их многочисленные знакомые, среди которых почему-то преобладали молодые люди с хорошими манерами и дурными наклонностями — никто не мог бы и предполагать, что «милый и забавный» Андрейчик, этот «смышленый шалунишка», станет в скорости опаснейшим нарушителем законов, причем в немалой степени из-за попустительства именно «добрых» родителей и этих же самых их друзей.
