Утром наступило то завтра, на которое Завьялов назначил сам себе решительный переход от бездействия к активному противостоянию тем силам, которые, по его мнению, мешают людям жить лучше, своей нечестностью и обманом портят эту жизнь, а если говорить проще — крадут у трудяг то, что им принадлежит… Значит, надо по мере сил не допускать этого, если такая возможность у тебя есть. Что же, он даже заявление написал в соответствующие органы — вот оно, с собой, просит разобраться и, конечно, объективно, в том, что ему кажется нечестным и преступным. Сегодня же он должен отправить его. И Василий Захарович одобрил намерение Федора, и сам он отважился, не без колебаний, на этот шаг, отбросив не дававшие ему покоя сомнения. Так что оставалось лишь зайти на почту. Но почему-то он направил свой «Москвич» прямо на склад, решив подъехать на почту к тому времени, когда большая часть корреспонденции будет отправляться отсюда в областной центр.
Издали он увидел начальника консервного цеха, нетерпеливо похаживающего перед закрытым складом (ключи были теперь только у Федора, так решил Дранов). Он, вероятно, был чем-то озабочен: останавливался вдруг, внимательно глядя в сторону шоссе, еще пустынного в этот час. А когда увидел машину Федора, не выдержал, быстро пошел навстречу, замахал рукой. Чуть ли не на ходу он вскочил в «Москвич», резко хлопнул дверцей, только что любезно открытой перед ним Федором. Отдышавшись, сказал: «У тебя… у нас сегодня ревизия».
Они приехали через час — двое пожилых мужчин с одинаковыми желтыми портфелями болгарского производства и, как показалось Федору, с неукротимой жаждой в груди — навести здесь, наконец, полный порядок. Оба они энергично взялись за дело: умело лавировали между ящиками, корзинами, пирамидами банок из стекла и жести, что-то записывали, изредка переговаривались друг с другом, что-то переставляли, взвешивали, покачивая головами. Казалось, они вообще забыли о Дранове и о Федоре. Вот снова коротко посоветовались между собой, один достал из портфеля толстую книгу, похожую на бухгалтерскую, раскрыл ее и, водя пальцами по густо написанным строкам, начал сверять текст с записями, только что сделанными в тонкой тетради его коллегой.
Федор вышел из помещения, вдохнул еще пахнувший летом октябрьский воздух, подумал о том, что скоро встретит свою уже двадцать пятую осень. К нему подошел один из ревизоров, закурил, бросив спичку не под ноги, а в траву, росшую в нескольких метрах от склада.
