Двери дома ему открыла сияющая Дашенька — ее сегодня приняли в комсомол. Федор поздравил ее, пожал двумя руками ее тоненькую теплую ручку, утонувшую в его ладонях, с его лица не сходила дружеская улыбка. Но Завьялову стало грустно — и оттого, что он не может в полной мере понять и разделить ее радость, и оттого, что ведь и он сам когда-то, очень давно, был комсомольцем, но то короткое время было далеко не лучшим в его жизни. А жаль, очень жаль, теперь он видит, что многое могло бы повернуться тогда по-другому. Конечно, он сам виноват в том, что случилось с ним. Но только ли он? Нет, об этом ему сейчас не хотелось думать. Он еще раз поздравил что-то напевавшую уже Дашеньку и прошел к себе в комнату. Василий Захарович еще не вернулся из школы, в доме стояла никем и ничем не нарушаемая тишина.
Письмо от мамы было и трогательным, и тревожным. «Мой дорогой и милый Феденька, ты даже не представляешь, как я соскучилась по тебе. Все думаю и думаю, как ты устроился на новом месте, хорошо ли тебе так, как ты об этом мне пишешь. Спасибо, сыночек, что хлопочешь о квартире для нас, даже не представляю себе такого счастья — жить рядом с тобой. Скорее бы уже. Здоровье мое что-то пошатнулось, худо бывает порою. И у соседушки моей милой, я тебе уже о ней писала, тоже сил теперь немного, чтобы за мной ухаживать. Спасибо Юленьке Дальской — пишет, что на днях приедет меня проведать. Специально для этого короткий отпуск взяла. Такая хорошая девушка. Как-нибудь мы тут управимся, все, думаю, будет хорошо. Только пиши почаще и, как обещал, поскорее приезжай. Благодарю тебя за подарки и все прочее. Только ты лучше для себя держи, что заработал, оно всегда пригодится. Целую тебя и жду. Мама».
А через несколько дней он получил конверт с обратным адресом матери, но подписан он был Юлией. Она уже приехала к Валентине Никитичне, и теперь писала Федору о том, как они проводят время, о разных своих новостях. «У папы тоже радость — скоро выходит его небольшая, но очень важная, как он говорит, книжка, которую он давно задумал и понемногу писал даже там, где вам довелось быть».
«Вот бы посоветоваться сейчас по моим делам с Евгением Петровичем», — вдруг подумал Федор. Он давно уже скучал по своему другу и товарищу по несчастью, помнил о нем постоянно. И о его дочери тоже. Но так уж получалось, что он лишь отвечал на их письма, хотя не раз собирался засесть за большое и подробное письмо. Одна фраза, которую Федор написал в письме к Юлии, понравилась ему самому: «Не повезло мне с тишиной и покоем, их нет и здесь, в этом омуте, который оказался далеко не тихим». Написал, отложил письмо, надолго задумался.
