— Но вот кое-что мне не нравится, Федор, — Василий Захарович глубоко затянулся половинкой сигареты, вставленной в потертый янтарный мундштук, — не все так ладно делается. В нескольких километрах от нас — большая стройка союзного значения. Так вот, на ней гробовая тишина. Нет, не пойму, как это все Малюгину удается. — Взгляд старого учителя задержался на Федоре.
— Может, он силу пробивную имеет? Лично я уважаю таких людей. Наверное, пойду к нему наниматься. Присмотрюсь…
— Может, ты и прав, — тихо проговорил Нечаев. — А сейчас иди, отдыхай.
В понедельник Завьялов проснулся еще до шести — сказалась многолетняя привычка. «В зоне не хотелось рано вставать, а сейчас спать не хочется. Обидно». Он сделал несколько кругов по саду, росшему сразу же за домом, и легко, ровно дыша, побежал на речку. Ее пологий берег то здесь, то там был украшен пушистым густым кустарником. В одном месте вода с тихим журчанием обегала высокие водоросли и затем снова бесшумно и плавно неслась дальше. А такого птичьего галдежа, которым был наполнен уже близкий отсюда светлый лес по ту сторону реки, Федор, наверное, никогда еще не слышал. Он даже замер на минуту. Но вот одежда сброшена — и он в реке. Показавшаяся поначалу очень холодной вода понемногу становилась более благосклонной, теплее и приветливее обращаясь с ним. На берег он вышел бодрым.
— Привет, земляк! Впредь будь осторожнее. Здесь ям невпроворот. — Под высоким кустарником возле одежды Федора сидел Дранов. — Лихо ты, однако, прошелся по реченьке, — улыбка на лице Дранова была неподражаемой. Федор поздоровался и сел рядом.
— Какой же ты весь израненный, — сочувственно произнес Дранов. — Ни одной наколки, а шрамов на троих…
— Кончай, — перебил его Федор. — Не трави душу…
— Ну, как тебя встретил старый партизан? Ты там, видать, и ночевничал. А как Дашенька, хороша?
Федор с нескрываемым раздражением и неприязнью покосился на Дранова и промолчал.
— Да ты не серчай… Это я так, для общего базара…
— Послушай, Дранов. Скажи, почему называешь Нечаева партизаном? — Федор внимательно смотрел на собеседника.
— А он что, не рассказывал тебе свою биографию? Удивительно даже. Обычно-то он любит кое-чем прихвастнуть по-стариковски. — Дранов лег на траву и уставился в небо. Федору хотелось закурить, вспомнить свою старую привычку — это всегда помогало успокоиться, собраться с мыслями. Он пожевал травинку, сорвал и размял в руках еще несколько стебельков. Затем, как бы обращаясь к самому себе, тихо произнес:
