Собрались быстро. Расселись как всегда в основном на корточках. Федор обвел взглядом всех. Казалось бы, однородная масса должна была предстать перед ним. Но бригадир хорошо знал, что это далеко не так. Даже одинаковую для всех одежду каждый умудрялся носить по-своему, то ли перекраивая ее на свой лад, то ли привнося в нее что-то новое, близкое и нужное именно ему и никому другому.
Вот Мотыль — худой, черный, длиннющий парень — почему-то в зоне буквально все высокие, за метр восемьдесят, люди носят кличку «Мотыль». Но как ладно сидят на нем чистые узкие — и это во время нелегкой работы — брюки, как аккуратно перешита прикрывающая его макушку черная кепка. А рядом с ним Профессор — с покраски, в очках с неизменной вишневой резной палкой в руке. Даже эту роскошь позволили ему в зоне, зная о его легкой хромоте, ценя его чуть ли не идеальные знания своего дела. Он тоже подтянут, чисто выбрит, даже элегантен на фоне таких, как Кишка, Лимон, Колбаса — они и в праздничные дни не очень-то следят за собой, уповая на то, что «вот на свободе будем иметь много нехреновых шмоток, а сейчас на кой ляд выхорашиваться». Но их далеко не все поддерживают: чистота, уход за собой считаются здесь вещами необходимыми, просто обязательными, а тот, кто рискнет после работы показаться где-либо в жилой зоне с грязными руками или лицом, может нарваться на крупные неприятности от своих же. Тут могут «гупнуть» довольно сильно и порой без предупреждения…
Федор еще раз, уже спокойнее, без раздражения, вызванного разговором с Никитой, окинул быстрым взглядом своих бригадников. Нет, они не были для него, да и вообще единой массой, о каждом можно рассказать такое, что никак не относится к другому, а является только его свойством, его характерной чертой. Но вот сегодня некоторые разные объединились для общего нехорошего дела, и это нельзя оставить без последствий.
— Я хочу, чтобы вы мне напомнили, как в зоне крестят того, кто уводит чужую пайку, — собственный голос, глухой и зловещий, показался Федору чужим.
— Крысой! — крикнул кто-то из угла.
— А как с крысой поступают?
— Его… ему голову отбивают.
«Ага, это Морж заговорил», — отметил про себя Завьялов. И тут же резко спросил:
— А скажи мне, Морж, и ты, Гришаня, да и ты, Арбуз, как поступают с теми, кто украл чужую работу, присвоил то, что сделано не своими руками?
Ответом было молчание. И лишь Гришаня, не поворачивая головы от окна, к которому он вдруг прикипел взглядом, попробовал отшутиться:
