Ирина попросила счет. Я всё ждала, что из-за угла выскочит мужик в костюме панды и завопит: «Тебя развели, как первоклашку! Камера вон там - улыбнись», но из-за угла выплыла лишь сонная официантка с чеком.
Я достала из кошелька тысячу иен. В тот день я снова шла домой пешком - после обеда с Ириной у меня не осталось денег на электричку. Четыре километра я пыталась свыкнуться с мыслью, что невольно стала соучастницей преступного сговора.
Я знала, что переработки существуют и догадывалась, что рано или поздно толпа внесёт и меня в последний поезд: двери вагона закроются попытки с третьей, а я вздохну с облегчением - успела.
Полуночная давка в метро была притчей во языцех, а молва о японцах, способных работать годами без выходных, разлетелась по всему миру. В околонаучной макулатуре, что покоилась на моих московских антресолях и токийских подоконниках, шарлатаны-антропологи пересказывали на свой лад басню о том, что любовь к самоотверженному труду японцы впитывают с молоком матери, что островитяне чтут работодателя не меньше, чем императора, что они так серьёзно подходят к делу, что готовы совершить харакири, если дебет не сойдется с кредитом.
Я чувствовала, что меня предали. Сначала Миша - он рисовал мир просторных опен-спейсов, обмакнув широкий валик в жидкое золото, хотя правдивее было бы изобразить корпоративную жизнь в пятидесяти оттенках чёрного. Затем дурманящего тумана поднапустили птицеводы: созданные ими образы идеальных сэмпаев рушились на глазах. И наконец, самое обидное, меня ввели в заблуждение маститые японоведы - они описывали далёкую и дивную Страну восходящего солнца, нацепив на нос розовые очки и опустив шоры до самого подбородка.
Домыслы всезнаек из Академии наук оказались сказками старой бабки. Японцы отнюдь не были коллективистами, приносящими частное в жертву общему, они были самовлюблёнными индивидуалистами и думать не думали о других. Ими руководил не воспетый Лениным культ труда -их пленял сверкающий мир капитализма, ими двигала жажда обновок и стремление к супер-комфорту. Современные японцы не перенимали у старших товарищей идеалы добросовестного и беззаветного труда, они наследовали лишь их пороки, в том числе тягу к безудержному потреблению. Поколение за поколением, белые воротники становились заложниками гедонизма, добрововольно застёгивая на лодыжках сверкающие кандалы известных брендов.
В наушниках заиграл Моби, я прибавила звук:
«Ох, ты соврал!
