Всхлипывая, Мичико покаялась перед всеми, что пришла неподобающе одетой, что на три минуты задержалась на обеде, что два раза забыла поставить барыню в копию, отправляя мэйл, что утром протирает только стол, но не экран компьютера и не трубку стационарного телефона, что мямлит в эту самую трубку, вместо того чтобы говорить с клиетами бодро и энергично.
В конце Мичико прошептала:
- Я недостаточно хороша для нашей компании. Пожалуйста, простите меня, я только и делаю, что причиняю вам всем беспокойство.
Мичико не играла. Она действительно чувствовала себя виноватой. Меньше чем за полгода заточения Мичико смирилась с мыслью, что она не более чем комок плесени, испоганивший чёрное кресло на 29 этаже Птичьей башни.
На следующий день Мичико пришла на работу в строгих чёрных брюках. Больше ни разу я не видела её в юбке. Быть может, она бросила юбку с моста в мутную воду реки Сумида или сожгла её в железном тазу на балконе, как я в своё время сожгла все бумажки, что мне выдали на зимней стажировке, где нас с Люком, белую ворону и гадкого утёнка, пичкали невкусным тим-билдинг-кормом до тошноты.
Зимний лагерь была фишкой Птицефабрики. Каждый год, за три месяца до начала официальных трудовых будней, пингвинят, получивших оффер, отправляли на курс подготовки молодого бойца. Три дня и две ночи в закрытом помещении, на территории спортивного центра - выйдешь за ворота, считай, нет дороги назад.
День начинался в шесть утра. Мы должны были наворачивать круги по стадиону, тянуть канат, решать задания, готовить групповые презентации, проходить психологические тесты и тесты на знание истории Птицефабрики. Один день плавно перетекал в следующий - на рассвете снова раздавался свисток кадровички и пингвиньи лапки в разноцветных кроссовках начинали бег трусцой под хмурым январским небом. Времени на сон почти не оставалось: официальная программа дня завершалась в десятом-одиннадцатом часу, после чего птенцы принимались делать домашнюю работу и готовить итоговый проект, распушая перья друг перед другом и пытаясь убедить остальных пташек в гениальности своих идей, примитивных настолько, что сложно было поверить, что эти розовощёкие юнцы вылупились из яиц пингвиньих, а не куриных. Главное, что проверяли эйчары, был отнюдь не острый ум, а способность к выживанию в нечеловеческих условиях. Лапа к лапе, ночью мы ютились в тесной клетушке с четырьмя скрипучими кроватями и грязным половиком, без ванной и туалета. На трое суток лишённые личного пространства, мы мылись в общей бане, подставляя свои дрожащие от усталости тельца под взгляды сестриц по несчастью.
