В пасти Дракона | страница 4
Оба казака были, как и их лошади, малорослы и неуклюжи с виду, но их молодцеватая, совершенно непринуждённая посадка в сёдлах, широкие — в косую, как говорится, сажень — плечи, высокие — колесом — груди показывали, что люди эти неладно скроены, да зато крепко сшиты. Большая физическая сила угадывалась во всех их движениях, совершенно непринуждённых, говоривших об их молодечестве, об их удали; чувствовалась она, эта сила, и в их самоуверенной беспечности, которая одна уже доказывала, что эти братцы-атаманы-станишнички-молодцы никого и ничего на свете, кроме своего начальства, да и то которое повыше, а «не свой брат», не боятся и бояться никогда не станут...
— Никак, Зинченко, эт-то мы опять задарма проплутаем! — поправляя лихо сдвинутую набекрень папаху, проговорил один из казаков. — Отто жисть! Сидеть бы теперь в импани да хлебать шти куда беспримерно как лучше было бы.
— А ты, Васюхнов, рассуждай помене, оно, пожалуй, и ещё лучше будет, — наставительно отозвался второй на замечание товарища. Приказано в разъезд идтить, ну и конец делу!
— Да я, чудачина ты, не к тому! согласился с Зинченко Васюхнов. — Мне что? Знамо, служба, и разъезд, так в разъезд, а говорю, как лучше...
— Вестимо, в импани завсегда хорошо! было ответом.
Казаки помолчали, но не долго.
— И чего это только китайке не сидится? заговорил более общительный и разговорчивый Васюхнов. — Чего только ей в самом деле нужно? Кажись, покровительствуем мы ей — и довольно, так нет: всё мало, шебаршит, оголтелая! С чего? С жиру бы, так с их рису много жиру не нагуляешь!
— Тебя вот не спросилась, — буркнул угрюмый Зинченко и закричал на лошадь: — Ну ты, шамань тебя задави! Балуй ишшо!
Лошадь под ним — красивый, хотя и малорослый степняк — в это время подняла голову, запряла ушами и вдруг громко заржала.
— С чего это она? — удивился Васюхнов и, приподнявшись в стременах, стал зорко осматриваться вокруг.
Осмотр продолжался всего несколько мгновений.
— Э-эй, робя! — закричал казак. — Ты погляди-ка: лошудь!..
— И где? И где? Чия? — так и встрепенулся Зинченко, тоже выпрямляясь в седле.
— А вона. Разве не видишь? Вон у той фанзы — молельни их, значит!
Васюхнов указал нагайкой на небольшую кумирню, ютившуюся вместе с памятником около самой окраины Мандаринской дороги.
Оба казака попридержали коней и пристально минуты с две рассматривали крошечную, словно игрушечную, постройку.
Небольшая фанза-кумирня находилась от них не более как в четверти версты. Со стороны дороги её ограждала невысокая каменная стенка, а рядом стоял довольно массивный каменный крестообразной формы памятник, довольно-таки неуклюжий.