— Но что случилось?
Рулав рассказал Святогору коротко обо всём происшедшем.
— За какого-то там вашего волхва меня этот негодник принял, — сообщил он в конце. — Где только укрыться нам?
Зоркие глаза норманна различили вдалеке приближавшийся к Перынскому холму парус.
— Чья-то ладья идёт. Как бы нас здесь не заметили, — в раздумье молвил он.
Святогор через силу приподнял голову и взглянул вдаль, где уже ясно были видны и парус, и сама ладья.
— Это Гостомысл, мой дядя! Его предупредить бы. Он нас обоих спрячет.
— Правда. Это хорошо, — порадовался Рулав. — У него мы будем в полной безопасности.
...Начинало уже темнеть, когда Рулаву удалось подкрасться к шедшему в ладье Гостомыслу и шепнуть ему о судьбе его племянника.
В ту же ночь Рулав и снова лишившийся чувств Святогор были перевезены в Новгород и скрыты в хоромах посадника.
Здесь Святогор и Рулав были в полной безопасности. Никто, даже сам Велемир, не осмелился бы, несмотря на всю свою власть над приильменскими славянами, искать беглецов в посадничьем доме, где они, кроме того, были под охраной сильной норманнской дружины.
Радостна была встреча старых друзей — Рулава и Стемида. Оба они всеми силами старались сохранить равнодушную важность, но это им не удалось, и в конце концов старики, как молодые пылкие влюблённые, кинулись друг другу в объятия, а когда разошлись, на глазах у того и другого была заметна влага.
На радостях даже о Велемире оба позабыли. Только когда прошли первые восторги, на голову старого жреца так и посыпались проклятия, причём в этом никто из норманнов не уступал друг другу.
Нечего говорить, что и остальные ярлы и дружинники примкнули к ликованию старых друзей и вместе со Стемидом радовались возвращению Рулава, которого все они давно уже считали погибшим.
За общим ликованием они и не заметили озабоченного лица Гостомысла.
Новгородский посадник прекрасно понимал, что ему придётся повести из-за Святогора с Велемиром борьбу — причём борьбу не на живот, а на смерть.
Трудно было предположить, чтобы хищный жрец Перуна легко отказался от своей жертвы. Уже ради сохранения одного только своего достоинства должен был он потребовать казни Святогора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно спасение Святогора будет известно всем, и тогда-то Велемир, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним.
Всею душой любил новгородский посадник своего племянника, но было ещё нечто другое, что для него являлось, пожалуй, самым дорогим на свете.
