Камешки на ладони [1982] | страница 30

— Идиот, — закричала старушка. — У меня ведь в кружке-то сметана!

Вот и весь анекдот. Я подумал: ехал бы этот известный, между прочим, конферансье в купе поезда или сидел с друзьями за столом и рассказывал бы анекдоты. Неужели он решился бы рассказать эту чепуху? Ни за что и никогда. А на публике, оказывается, можно. На публике все идет.

Можно экранизировать роман и сделать из него фильм. Можно из романа сделать несколько фильмов. Можно из нескольких романов сделать один фильм.

Но все же наиболее нормальным образом в односерийный фильм ложится рассказ. Односерийный фильм и рассказ — вот адекватные жанры.

Нужно учесть и то, что, когда фильм создается из романа и повести, их приходится урезывать, следовательно, обеднять.

Писатель дает мне свой недавно написанный рассказ и просит:

— Прочитай, пожалуйста, с карандашом.

— А у тебя карандаша, что ли, нет?

Смотрю на прекрасное женское лицо, как бы излучающее некий свет. Да, в процессе эволюции из-за соображений целесообразности могли укоротиться руки, мог выпрямиться позвоночник, из второй пары рук могли образоваться ноги. Но какая целесообразность сделала из обезьяньей морды прекрасное, божественное лицо?!

В доме отдыха каждая партия отдыхающих живет двенадцать дней.

А я жил и работал там два месяца, то есть в течение пяти двенадцатидневных циклов.

В каждой партии появлялись у меня знакомые люди, хотя бы по обеденному столу. Они привыкали к новой обстановке, потом чувствовали себя как дома, потом исчезали. И вот мне стало казаться, что я пережил несколько поколений. Это ощущение переросло в некий психологический гнет. Я как бы устал. Первые мои соседи по столу стали мне казаться такими же далекими и нереальными, как древние греки.

Ямб существовал и при Пушкине. Что делает стихотворение современного поэта, ну хотя бы Твардовского, современным? Неужели только словарь? Вот некоторые строфы из Твардовского:

В этих трех строфах нет ни одного слова, которое было бы порождено двадцатым веком и принадлежало бы только ему. Все эти слова мог употребить и Пушкин, и все до одного он их употреблял: дом, стена, книга, борт, дорога, прочесть, век, путь и т. д.