Когда налетает северный ветер, я явственно слышу шум моря. Живу я очень близко от пляжа. Всего каких-нибудь четыреста шагов. Так подсчитала моя племянница, которая иногда приезжает к нам на каникулы. Достаточно выйти из дома и пройти угол улицы Дворской, как за нею начнется Пулноцная, у конца которой уже видна вода залива. В определенном месте кончается мостовая и начинается грязный песок. Желтый и мокрый песок лежит немного дальше, там, где его беспрерывно обмывает волна. Ирена, моя жена, любит убеленную пеной высокую волну, которая с шумом набегает на берег. В такую погоду она обычно вытаскивает меня из дому, а я иду за ней с неохотой, потому что мне кажется, что у меня есть масса занятий более важных, чем смотреть на бьющиеся о причал волны. Но позже, когда наши лица уже обрызганы солеными каплями, мне не хочется возвращаться. Я ведь тоже люблю стоять вот так и смотреть на море, на вечерние тени, падающие на дюны, на закат солнца, скрывающегося за полукругом горизонта, на зеленоватый свет луны, вырывающий из мрака блестящие контуры моста, переброшенного через залив. Люблю стоять и смотреть на все это. И еще люблю свою квартиру, в которой, когда налетает северный ветер, явственно слышится шум моря. Полюбил я даже эту грязную топкую улицу, ведущую к трамвайной остановке, и меня уже ничуть не раздражает то обстоятельство, что из центра сюда приходится ехать сорок пять минут, потому что, в конечном счете, я твердо знаю, что именно здесь мое место, что отец всегда хотел, чтобы я приехал в этот город, работал в нем и жил здесь, на морском берегу, где когда-то любил прогуливаться он сам.
Привез он меня в эти края, когда мне едва исполнилось восемь лет. Было это в августе 1939 года. А через три недели название этого города пестрело на первых страницах всех газет мира, повторялось в чрезвычайных сводках радиостанций всех континентов.
Из Гдыни мы вышли тогда на маленьком суденышке — моторке или туристском пароходике — точно не знаю: я еще не разбирался в этом — и, миновав волнорез, направились в сторону Гданьска. Я помню все, что говорил отец. Помню, когда мы вошли в портовый канал, я внимательно смотрел на зеленый вал по левой его стороне, на красную крепостную стену и видневшиеся из-за нее широкие кроны деревьев. Видел я и двух солдат на валу. Они были в касках и с винтовками через плечо. Люди махали им руками и кричали что-то, а солдаты, подняв руки, приветливо улыбались. Отец наклонился к нам и сказал:
