– Идрина, ты несчастна?
– Мне жаль, что моё состояние столь очевидно, – сказала Идрина с бледной улыбкой, откладывая шляпу в сторону. – Конечно, я несчастна. Но это не имеет значения.
– Не имеет значения?
– Нет, с чего бы? Людям не свойственно быть счастливыми в этом мире. – Она села и, сложив ладони, подняла серьёзный взгляд. – Мечты гибнут, иллюзии умирают – жизнь никогда не бывает такой, как думаешь. Это случается с каждым, как случилось и со мной. Я не жалуюсь.
– Но ты ведь вышла замуж по любви, Идрина?
– Конечно да, – отвечала она. – Ты точно это изложила – по любви. Я хотела любви – я жаждала её, как, говорят, святые жаждут встречи с Богом. Когда столько слышишь и читаешь о любви в юности, знаешь, тогда начинаешь верить в неё. Я верила – как глупо с моей стороны было основывать свою веру на простых слухах. Ты тоже вышла замуж по любви?
Слабый румянец окрасил прекрасно сохранившуюся кожу миссис Эннсли.
– Нет, дорогая, – честно призналась она. – Я вышла замуж… ну, потому что настало время. Я уже приближалась к тому возрасту, который зовётся увяданием. Я хотела серьёзного и важного мужа. И Колонель Эннсли как раз таков.
– Ах! – и прямые брови Идрины нахмурились. – Что ж, а капитан ле Марше – не таков.
Миссис Эннсли вздрогнула. Так значит, слухи, которые доходили до неё через знакомых, были правдивыми.
– Моя дорогая, мне жаль, – начала она утешительным тоном.
– Не сожалей, – сказала Идрина, поднимаясь и начиная приводить в порядок волосы перед зеркалом. – И давай не будем об этом. Ты знаешь, какие фантазии у меня были? Так вот они мертвы, и с ними покончено. Я похоронила их, но порой размышляю над их могилой. Но ты всегда была благоразумной, никогда не заблуждалась, а моё горе произошло по вине лишь моего собственного незнания вещей. Теперь я знаю жизнь и вполне готова прожить её без лишних причитаний над неизбежным.
Она подняла узел ярких волос и уложила на место. Миссис Эннсли с удивлением смотрела на неё, и прежнее романтическое очарование этим хрупким созданием, которое происходило от её собственного материалистического нрава, возвратилось:
– Как ты хороша, Идрина! – проговорила она с искренним восхищением. – Как мила! Хоть ты и страдала, но выглядишь прекрасно!
– Я рада, – ответила миссис ле Марше с кратким смешком, в котором прозвучала горечь. – Ни одна женщина не хочет дурнеть – сознание собственного уродства почти заставляет терять самоуважение. Но, моя дорогая Лаура, – тут голос её смягчился, – ты всегда слишком много обо мне думала. Ты была красавицей в девичестве – не то что я.
