– Пятнадцать тысяч долларов – моя цена, – небрежно бросил он. – И это немного. Мои друзья говорят мне, что это даже слишком дёшево. Но какая разница? Я никогда не был в плену меркантильных соображений. Я работаю ради искусства. Искусство – мой бог! Рим – мой алтарь поклонения! Я не стану опошлять себя или свою профессию вульгарной торговлей. Когда я впервые поставил эту картину на выставочный мольберт, я сказал, что пятнадцать тысяч долларов меня устроят. С тех пор мои бесчисленные поклонники не перестают упрекать меня, говоря: «Вы требуете слишком мало, Хоскинс. Вы слишком скромны и не осознаёте своего величия. Вам следует просить сотню тысяч долларов!» Но нет! Назвав цену в пятнадцать тысяч, я стою на своём. Знаю, что это дёшево, до смешного дёшево, но неважно! Ещё свежи в моей голове те идеалы, которые позволили этой картине появиться на свет. Верно?
– Действительно, надеюсь, что это так, – искренне отвечал я, стараясь преодолеть свою неприязнь к личности этого человека. – Это замечательная картина, м-р Хоскинс, и я хотел бы позволить себе купить её. Но коль скоро это невозможно, позвольте мне, по крайней мере, высказать мои горячие похвалы по поводу наличия у вас истинно великого гения.
М-р Хоскинс самодовольно кивнул.
– Слова одобрения всегда приятны, – высокопарно заметил он. – Признание, в конце концов, есть лучшая награда для вдохновенного художника. А что такое деньги? Прах! Когда друг понимает величие моей работы и подтверждает совершенство её композиции, душа моя спокойна. Деньги способны лишь удовлетворить пошлые жизненные потребности, но признание насыщает разум и вновь раздувает божественное пламя! Верно?
Я действительно не мог найти подходящих слов, годившихся для ответа на его вопросительное «Верно?», на этот раз. Мне казалось, что он сказал уже всё, что можно было сказать, и даже больше того. Я распрощался и покинул студию несколько раздражённый и недовольный. «Дафна» меня преследовала, и я чувствовал беспричинное раздражение при мысли о том, что настолько пошлый и эгоистичный человек, каковым, несомненно, был Неемия П. Хоскинс, смог написать её. Каким образом человек добился этого всемогущественного талисмана Гения? Теперь я понимал, отчего американская община в Риме развела такой ажиотаж вокруг Хоскинса; неудивительно, что они гордились им, если он сумел создать такой шедевр, как «Дафна». Всё ещё в замешательстве раздумывая над этим делом, я снова сел в карету, которая ожидала меня снаружи и должна была бы отвезти домой, если бы не произошёл один из этих непредвиденных инцидентов, которые порой дают ключ к разгадке всей тайны. Маленькая собачка неожиданно выскочила на улицу прямо перед моей каретой – передняя лапа у неё была сильно поранена и обильно кровила, но в остальном она была здорова. Водитель транспорта, который стал причиной несчастного случая, подошёл ко мне и выразил свои сожаления, думая, что собака принадлежала мне, поскольку та неслась прямо на меня, жалобно скуля, словно моля о помощи. Я подхватил маленького пострадавшего на руки и, заметив его красивый ошейник с надписью «Миту, улица Тритон, дом 8», я показал своему кучеру этот адрес, решив возвратить бедное домашнее животное хозяину. Это была миленькая собачка, белая и пушистая, как клубок шерсти, с добрыми коричневыми глазами и с до смешного маленьким чёрным носиком. Она была очень чистая и ухоженная, так что её внешний вид ясно свидетельствовал о большой любви со стороны её хозяина или хозяйки. Собака воспринимала меня добродушно и лежала очень спокойно у меня на коленях, позволив перевязать раненую лапу своим носовым платком и то и дело с благодарностью облизывая мне руку.
