Это «верно» было одним из любимых выражений м-ра Хоскинса. Оно завершало все его фразы с вопросительной интонацией. Оно тонко намекало, что человек, к которому он обращался, должен был что-то сказать в ответ, и вежливо выражало личное мнение м-ра Хоскинса о том, что никто в мире не мог продемонстрировать большей грубости, чем выслушать его самохвальные речи без немедленного их одобрения и прибавления собственных похвал. Так что, когда в данном случае м-р Хоскинс произнёс своё «Верно?», было очевидно, что он ожидал от меня ответа и непременного согласия. К сожалению, у меня не оказалось заготовленной лести; лесть вообще мне тяжело даётся, зато я смог улыбнуться. На самом деле, я как раз счёл улыбку весьма подобающей случаю: дружественное соседство двух слов – «Рим» и «Хоскинс» – подтолкнуло меня к этому удовольствию. Тогда, не говоря ни слова, я занял удобное положение в студии и посмотрел на «Дафну».
Не было никаких сомнений в том, что картина великолепна. Исполнение, замысел, цвета – всё отвечало высокому совершенству человеческого разума и творчества. Сцена изображала легендарное преследование Дафны Аполлоном. Вечерний пейзаж; молодая луна горела в небе, и в воздухе над целым полем склонившихся лилий явился бог любви с развивающимися волосами, сдуваемыми ветром назад; его румяное, вдохновенное лицо горело нетерпением и обидой за отверженную страсть. Бледная Дафна, в страхе обернувшись, воздела руки в отчаянной мольбе и уже почти превратилась в лавровое дерево; половина из её струящихся золотистых прядей обернулась густой листвой, и из её изогнутых и стройных ног кривые ветви дерева Славы стремительно вырастали вверх. Картина была огромна и по совершенству задумки, смелости исполнения и гармоничности композиции могла бы быть объявлена выдающимся произведением искусства даже самыми строгими судьями (только без предрассудков). Однако главное её чудо заключалось для меня в том, что написал её Неемия П. Хоскинс. «Дафна» была шедевром, а Хоскинс выглядел посредственностью, и контраст этот представлялся исключительным. Хоскинс, с его намасленными и надушенными волосами, бархатной курточкой, голубым галстуком и агрессивными, самовлюблёнными, современными американскими манерами поведения художника совершенно не соответствовал своей работе.
– Я полагаю, – сказал он, самоуверенно накручивая ус, – что картина стоит своей цены. Верно?
– Она и в самом деле очень хороша, м-р Хоскинс! – пробормотал я. – Сколько вы за неё хотите?
