— Рабочие меняли трубы на водонапорной башне, разрыли там всё, ну вот в одном из коллекторов и нашли его. Парни правильные, поэтому сразу десантникам и принесли, а эти уже нам передали, сам понимаешь остальное дело техники, — военком тараторил без остановки, но Квазимодо не слышал его, он был сейчас мысленно там, реальность перестала существовать, он вернулся в тот день, когда жизнь его сделала крутой поворот, изменив будущее. Он держал эту бесценную для себя реликвию в руках и не мог поверить, что всё это сейчас происходит с ним. Военком откашлялся и попятился к двери, понимая, что его товарищу надо побыть одному. Уже в дверях, он остановился и немного задумавшись, сказал:
— Эти крысы, они такие, тащат, где, что плохо лежит, а может для людей это важно, может…
— Что ты сказал? — громко воскликнул подполковник, перебивая собеседника. — Повтори, что ты сейчас сказал?
Он подбежал к военкому и схватил его за руки. Никогда еще Сергей Николаевич не видел его таким взволнованным. Безумные глаза казалось вот-вот выскочат из орбит, губы дрожали, лицо стало белым словно мел. Понимая, что он сказал, что-то лишнее, военком испуганно забормотал.
— Да, ты понимаешь, какая петрушка, мужик, который жетон-то твой нашел, когда десантникам сдавал его, говорит, полез в коллектор, фонариком посветил, блеснуло что-то, он поднимает, а там проволока с запалом на конце, и жетон твой аккуратно продет через неё, а рядом скелет крысы, понимаешь? Вероятно, эта зараза тащила, что ярко блестит, вот и сперла жетон-то твой, а вот как на проволоку накрутила его, потом сама же и запуталась во всем этом, вот где загадка природы. Кстати, Михалыч, а как жетон то твой туда попал?
Квазимодо жестом остановил разговорчивого военкома и устало сел в своё кресло. Он молчал. Тайна, которая столько лет не давала ему покоя, перестала быть тайной. Всю свою жизнь он пытался понять, где кроется истина, и вот теперь она стала очевидной. Ему стало горько и обидно. Он понял. Нашел ответ и все встало на свои места. Квазимодо подождал пока болтливый военком уйдет, взял телефонную трубку и обреченным голосом сказал:
— Серега, принеси-ка мне пару кусочков черного хлеба.
Через минуту молодой офицер принес блюдце, на котором черный хлеб аккуратно был уложен в стопочку. Подполковник достал из сейфа начатую бутылку водки и граненый стакан. Подумал несколько секунд и вытащил из ящика стола белый конверт. В нем была одна единственная фотография, старое, потрепанное и пожелтевшее фото, которое он поставил перед собой, рядом с фотографиями своей семьи. Когда-то клубный фотограф, воин-интернационалист дважды герой Советского Союза старший прапорщик Яшин сделал этот снимок случайно и отдал молодому солдату на память. На снимке курсант Бородкин, улыбаясь во весь рот, стоял на пороге клуба, и маленькое белое существо, сверкая бусинками рябиновых глаз выглядывало из расстегнутой гимнастерки и смотрело прямо в объектив. Это была единственная их общая фотография.
