Такие рассуждения, разумеется, эмоциональному развитию их отношений не способствовали, работало только влечение. Но даже Вера, замечая его холодность, иногда естественную (не мог же он вот так влюбиться в незнакомую девицу?), а иногда и наигранную, чтобы она не слишком вовлекалась в эту игру, стала держаться чуть более отстраненно. Хотя и ворчала порой почти как жена, что ему бы следовало меньше растрачиваться в спортзале, а больше пыла оставлять ей.
По этой причине Извекову теперь, когда он выбирался из бассейна и ужинал, не слишком хотелось возвращаться в комнату. Пошатавшись по парку, который стал уже слегка прихорашиваться осенним золотом, он пристрастился играть в шахматы на лавочке перед главным корпусом. Иногда это были игроки, которые еще не нюхали заливки и потому имели очень свеженькие мозги. Но иногда попадались такие зубры, которым, как и Тому, вливали шахматную премудрость… Он даже с одним из этих ребят разговорился, и тот убедил его, что шахматы — это такая отрава, от которой человек уже не избавится, если отведал ее по-настоящему. А мекафы, сообразив это и оценив, что шахматная практика очень хорошо алгоритмизируется, свели почти все три столетия известных партий в единый блок. Том и сам иногда удивлялся, как много вариантов он теперь знает — иногда в памяти всплывали даже партии Филидора.
Вот применить эти знания было труднее, чем просто вспомнить. Но и тут довольно неожиданно он справился и теперь выигрывал даже у зубров. Это было странно, потому что один из них оказался ни много ни мало мастером спорта именно по шахматам и умел варьировать игру, умел выстраивать изящный и эффективный план партии… Но Том у него все равно выигрывал. Попутно он обнаружил, что рядом с шахматами у него в памяти лежит и блок знаний по шашкам, которые, конечно, казались проще шахмат, но в большей степени требовали расчета на индивидуальность соперника. Шашки, разумеется, были представлены в двух моделях — русских и стоклеточных. Вот стоклеточные у Тома вызвали некоторый интерес, но все равно он довольно быстро вернулся к шахматам, по-прежнему побеждая всех подряд и даже расчитывая, что ему позволят, чтобы постигнуть собственный уровень, сразиться с главным компьютером пансионата. Но разрешения на это он пока не получал.
Все-таки он был здесь не для этих… игр, ему следовало работать по-другому, а именно — лодироваться. Извеков и грузился дальше, уже не особенно уставая даже от четырехчасовых сеансов, вгоняемых в него иногда с тройной скоростью. Всего общий «стаж» его присутствия в машине приближался к семи тысячам часов, но Том все еще не «наелся», как это называлось на жаргоне врачей. Самое смешное, что к этому все, кажется, уже стали привыкать.
