— А теперь, любезные, мы начнем сначала, — предложил Том почти спокойно.
— Кирилыч! — вдруг негромко завыл тот, что нянчил теперь одновременно и руку, и свою красную, вспухшую шею.
Том развернулся и приготовился стрелять, но вместо помощи обоим олухам из подсобки, где баба Катя, общежитская вахтерша, всегда пила чай, вышел пожилой, сутулый мужичок в неизменной душегрейке. Когда-то эта фуфаечка принадлежала бабе Кате, но мужичок, видимо прибрал ее к рукам, хотя она была ему великовата в груди и на пузе.
Положение он оценил здраво.
— Опять эти… — дальше шло непечатное. — Не видят, что человек заведенный, с войны пришел! Сейчас все устрою, не волнуйся, молодец.
— Оружие, — хладнокровно потребовал Том.
— Так нет же у нас больше, — удивился мужичок в душегрейке. — Одна волына на всех, по сменам передаем. Только дубинки можем отдать.
Было странно, чтобы у людей не оказалось огнестрельного оружия под рукой, но проверять Тому не хотелось, а дубинок он почему-то не боялся. Он просто заглянул в комнатку дежурного, убедился, что там нет ружья, из которого его могут подстрелить в спину, и уже спокойнее обратился к мужичку, игнорируя охранников, у которых морды теперь стали отличаться — один покраснел, другой, получивший ногой в брюхо, стал зеленым и немного в крапинку.
— Значит так, у меня тут была комната, я хотел бы ее посмотреть. Если там ничего нет, следует заглянуть на склад, там мои веши остались, когда я уходил по повестке.
— Комнаты стоят пустые, — пояснил Кирилыч, — а склад разграбили.
Вещей Тому было не жалко, ценных или любимых среди них не было. К тому же сейчас, когда у него не осталось даже комнаты, он не знал, куда бы мог свое хозяйство свезти.
— Попадешься еще, — вдруг просипел зеленомордый, сидя на полу, и пробовал подняться на ноги.
Том не целясь, ударил его сапогом по челюсти, и этот идиот сразу завалился, из разбитых губ и носа потекла кровь. Второй охранник из красного стал бледнеть, даже руки вытянул, хотя та, которую Том прищемил, дрожала.
— Увидите меня на улице, переходите на другую сторону, — пояснил ему Том. — Иначе… — Он покачал головой, удивляясь внезапной, звериной своей жестокости, которая охватила его при виде этих откормленных тыловых вертухаев.
— Я — что? Больше ничего, братан… — мямлил второй, пока Том мерил его взглядом от начищенных ботинок до взъерошенных волос. — Только пистолет отдай, а то нам рапорта писать… Да и тебя отловят, если ты тут жил, а волыну не вернешь.
