— Это какие-то парализаторы. Они как вжарят в человека — сразу сознанка вон.
— Почему же ты оклемался, а другие еще валяются? — спросил кто-то.
— Я так думаю, от расстояния зависит, — рассудительно пояснил усатый. — Если ты, к примеру, от этих машинок, которые… ну, захватчики использовали, находился метрах в ста, то, в общем, ничего страшного, часа за три-четыре в себя приходишь. А тем, кто был ближе или кто вообще в упор под них попал, тогда… Наверное, можно и душу отдать.
Майор, лежа на соломе, опершись плечами на грубую дощатую стенку, повернул голову к Тому:
— Извеков, ты-то близко к ним подобрался или тебя сразу?..
— Не хотел отступать, — сказал Том, вспоминая, как он отчаянно молотил из автомата и надеялся хотя бы одного из этих темно-красных зацепить, чтобы врагу стало так же больно, как было ему, чтобы отомстить за тех, кто остался у неизвестной рощицы, когда на них налетели тарелки захватчиков и вертолет… Он подумал и честно признался: — А я, оказывается, обмочился.
Почему-то не мог он выразить это примитивным и грубым словцом, решил синтеллигентничать.
— У многих так, — пояснил усатый. — Некоторые, когда под их пальбу попали, вообще усрались. Это их машинки так действуют.
— Как-то они нас слишком легко… — сказал Том, втайне радуясь, что его грех не выглядит постыдно-трусливым.
— Не то слово, — вздохнул майор.
Ему-то, как кадровому офицеру, такое поражение, конечно, казалось более постыдным, чем обмочить штаны от действия веерных парализаторов инопланетян. И едва Том так подумал, как в другом, чуть более темном углу вскипела какая-то ссора. Друг на друга кричали два очень похожих паренька, Том их вспомнил: оба были минометчиками.
— А я говорю — нелюди они!
— Ты в окно-то выгляни, философ, выгляни! Иногда эти, в цветных комбинезонах по улице проходят, и капюшон откинут — люди это.
Оба были азартными и крикливыми, может, у них слух пострадал от пальбы.
— Они служат… — Дальше шла малоизобретательная, но злая матерщина. — А люди не могут… — Снова мат, уже адресованный начальству.
— Говорят они не по-нашему, — влез в спор усатый.
— Я знаю, милой, их мовку, — с заметным акцентом подал голос из другого угла какой-то мужичок, — на польке то дзвечит.
— Чего? — поднял голову майор. — Откуда они знают польский? Они что же, поляки?
— Чего не знам, того не ведам, — развел руками то ли западный белорус, то ли украинец. — Но точно — на польски.
К вечеру пленных покормили. Открылась дверь, и два местных, по-видимому, мужичка вволокли в сарай парящий живительным ароматом супа пятидесятилитровый бидон, в каких на рынке Том привык видеть молоко. Третья, вполне добродушная на вид тетка, принесла стопку солдатских мисок и достала кучу аллюминиевых ложек из глубокого кармана фартука, наброшенного поверх не очень чистого полушубка.
