Доктор взял в руки лампу и вернул её на кронштейн у потолка. Он повёл меня в кладовку — одно из двух маленьких обособленных помещений под ютом; в другом жил капитан. Между этими комнатками располагался румпель, в нескольких шагах от которого стоял кормчий.
— Ешь как следует, — сказал доктор. — И отдыхай, когда можешь. И ещё…
— Как? — поинтересовался я. — Как я должен есть «как следует», если он отбирает мою еду каждый…
Я осёкся.
Не стоило этого говорить. Мои сводные братья раз и навсегда вдолбили мне в голову: если ябедничать, будет только хуже.
— Он отбирает… — нахмурился доктор. — Кто? Ты говоришь о Хауке?
Я пожал плечами.
— И чем же ты питаешься в таком случае?
— Иногда он оставляет мне сухарь, — ответил я. — Ну, и медвежья рыба…
— Сырая медвежья рыба? Ты её ешь?
Я снова пожал плечами.
— Артур, эту рыбу нельзя есть! Одному богу известно, когда её выловили. Послушай, я поговорю с Хауком и прекращу всё это…
— Нет! Не делайте этого!
— Мне нужно, чтобы ты был здоровым и сильным, Артур. У тебя важная работа.
Вдруг я вспомнил, что доктор отвечает за медведицу головой.
— Не говорите с Хауком, — попросил я. — Пожалуйста.
— Но ты же не можешь…
Доктор вздохнул, снова уселся на стул и, наклонившись, положил руку мне на плечо. Из-за двери каюты я слышал шелест волн и свист ветра в парусах, скрип румпеля и мерные шаги кормчего, весёлый смех и перекличку матросов за работой. И тут я с ужасом почувствовал, что к глазам подступили слёзы, а глубоко в груди застыл беззвучный всхлип. Я не заплакал ни разу — ни когда меня бил Хаук, ни когда доктор промывал и обрабатывал мои раны противными мазями. Но этот его сочувственный жест пошатнул мою стойкость.
Я вытер глаза и нос рукавом и судорожно вдохнул. Доктор тут же убрал руку. Он встал и направился к двери, пробираясь между одеялами, мешками и деревянными сундуками.
Если бы я был дома, я поступил бы так: я бы бежал, бежал, бежал вверх по скалам и просидел бы там до захода солнца, а может, даже дольше. Но сейчас мне было некуда бежать. Я был заключён на этом корабле, вместе с Хауком и медведицей. До самого Лондона.
Доктор открыл дверь; солнечный свет заполнил каюту. Я встал и пошёл за ним следом, мимо кормчего.
— Сколько ещё плыть до гавани? — спросил я.
— Какой? В Лондоне?
Я кивнул.
— Неделю. Или две. Зависит от ветра и приливов. Ещё придётся сделать остановку в нескольких портах по пути: у капитана там какие-то дела.
— Значит, мы будем плыть дальше на юг, вдоль побережья Дании…
