— Сразу два, милая Александра Михайловна, сразу два. Мне и часовому. Он замерз, а с поста отлучиться не может даже с моего разрешения. Ни на какие уговоры не поддается. Как вам это нравится?
— И не поддастся, Владимир Ильич. Я парня этого уже хорошо знаю.
— Знаете? — удивился Ленин. — А я, честно сказать, вижу его впервые.
— Он новенький, верно, но характер успел показать.
— Характер, говорите? Это становится интересным! Люблю людей с характером. И все-таки, невзирая ни на что, отнесите-ка ему стакан чая, очень прошу вас, Александра Михайловна. Или, если вам неудобно, я сам отнесу и поставлю возле него на тумбочку. Выбирайте, что вам больше подходит.
— Нет, отчего же, мне и удобно, и совсем не трудно, Владимир Ильич.
— Ну и отлично, Александра Михайловна. Человеку холодно, и никто его стаканом чая, выпитым «не по уставу», надеюсь, не попрекнет.
Сысоева налила два стакана. Ленин, сощурившись, посмотрел на свет сперва один, потом другой и сказал:
— Вот этот ему, пожалуйста. Он, кажется, покрепче.
— Это только кажется, Владимир Ильич. Оба одинаково крепкие, по вашему вкусу. Совершенно одинаковые.
— Да, да, конечно, Александра Михайловна, совершенно одинаковые.
Ленин опять поглядел стаканы на свет и полушутя-полусерьезно заметил:
— Особенно вот этот. Его и несите, Александра Михайловна, пока не остыл.
Сысоева покорно и быстро направилась к часовому и так же быстро вернулась с нетронутым стаканом на подносе.
— Отказался? — воскликнул Ленин.
— Отказался, Владимир Ильич.
— Что хоть сказал при этом? Какие слова?
— А ничего не сказал, Владимир Ильич. Молча воротил меня обратно, вот и весь сказ.
Ленин задумался. Отхлебнув глоток-другой чая, спросил Сысоеву:
— А что скажете вы по этому поводу, уважаемая Александра Михайловна? Ваше мнение? Только честно.
Сысоева ответила почти без колебаний:
— По-моему, оба правы. Вы хорошо сделали, что предложили, Владимир Ильич. Он хорошо поступил, отказавшись. Действительно, ведь устав караульной службы не позволяет. У меня отец был военным, я все это знаю. Но главное не в уставе, а в парне. Устав иной раз как угодно можно повернуть, это мне тоже известно.
Сысоева умолкла, хотела дождаться, когда Ленин допьет чай до конца, чтобы убрать посуду. Но он пить почему-то больше не стал. Долго сидел, погруженный в свои мысли, молча вращая ложечкой в стакане, наблюдая при этом за густой черной вьюгой чаинок.
После продолжительной паузы первой заговорила Сысоева:
— Могу я задать вам один вопрос, Владимир Ильич?
