— Хорошо. — Галя вернулась на место. — Тогда, думаю, Андрей, тебе лучше посидеть еще немного в соседней комнате и подумать. Только не забывай, от того, что ты там надумаешь, может зависеть твое будущее. — На мгновение ей показалось, что решимость по кинула мальчика и он испугался. Может, конечно, и испугался, но все равно промолчал.
Когда открылась дверь и ввели Андрея, Макс проворно спрыгнул с подоконника и недовольно пробубнил:
— Нет, это просто невозможно! Как, объясните, в таких условиях можно спокойно подготовить побег? Я требую одиночку!
Дежурный демонстративно повел носом:
— Курил, небось, засранец?
Макс молниеносно выкинул вперед правую руку — ладонью к милиционеру.
— Ни слова больше. Это оскорбление заключенного при исполнении, — он пригрозил пальцем, — Заметьте, при исполнении заключенным его прямых обязанностей. Я буду жаловаться.
Дежурный хмыкнул:
— Сиди уж, шут гороховый. И смотри у меня — если что, мигом на зимовку к ракам отправлю.
Едва милиционер вышел, как Макс подлетел к Левакову, успевшему сесть и спрятать лицо в ладонях, и заботливо поинтересовался:
— Друг, они тебя пытали? Но ты ведь им ничего не сказал?
Андрей резко опустил руки, зло зыркнув на Макса:
— Отвали, хуже будет…
Внезапно Макс выпрямился и в сердцах хлопнул кулаком по столу; если не считать трех стульев и подоконника, стол этот был здесь единственным предметом, по которому можно было в сердцах хлопнуть.
— Куда уж хуже? А как все хорошо начиналось…
2.
А начиналось все полтора часа назад, когда Макс, Мухин, Кузя и Мордвик неспешно брели к троллейбусной остановке после напрасно потраченного на дискотеке времени. Поэтому, говоря, что все начиналось хорошо, Макс лукавил или намеренно скрывал правду с самого начала.
Мухин и Кузя были его одноклассниками в элитном классе модной гимназии, с продвинутым изучением всего, что только возможно.
Соответственно, не трудно сделать вывод, что их родители вполне могли обеспечить достойное отсутствие детей дома, а следовательно, у Мухина, Кузи и Макса имелось много общего. Мордвик же был прищипенцем, которого за это ценили едва ли не втрое дороже. У родителей Мордвика денег не водилось — то есть абсолютно, — поэтому его общество придавало компании пикантный нелегальный (что в переводе означает «не одобренный бы родителями, что и требовалось доказать») оттенок.
— Эй, прогляньте! — взвизгнула Кузя, умело перебирая шпильками.
Несмотря на свое прозвище, Кузя была девушкой — миниатюрной юркой брюнеткой, такой прилипчивой, что от нее было совершенно бесполезно пытаться избавиться.
