„Таксишка“ скверный. В такой не садятся. Но разве в этом дело? Беда исключительно от избытка чувств. Он летает над городом, как демон. „Печальный демон, дух изгнания“… А выразить не на ком. В Крыму все же было значительно легче. Хотя бы случай с братом. Талантлив был этот брат до нервоза. Ночи напролет играл, все сонаты или прелюды, играл, плакал и пил коньяк — бутылками. Господин Сергеев от музыки тоже сходит с ума. Стрелять в потолок хочется. Когда он узнал, что брата в Москве латыши расстреляли, началось. Это можно сравнить только с солитером. Поймали зеленых. Хоть не те, все равно… Бог ты мой!.. Руки устали. А сердце? Нет, в сердце пасха „красная пасха, всем праздникам праздник“.
Здесь — таксометр и одиночество. В „Мулен Руж“ голый негр за сорок франков каждую ночь плачет над тыквой. А господин Сергеев стоит на углу и задыхается. От астмы? Нет, от злобы. Хорошо бы того с рю Гренелль переехать, чтобы он прыгал без ног на обрубках. Нельзя. Переедешь собаку и то протокол. Он вот меня „променирует“, а предпочел бы в Сену. Это такая пытка, о которой и в газетах не пишут…
Есть в Париже ресторанчик на рю Брока „Казак Фидель“, там борщ двенадцать су, а за куверт вовсе не считают. Зайдешь и вдруг звуки — это подпоручик Шведов играет на кларнете. Потом обходит с тарелочкой — до пяти франков ему удается набрать. Но какую же он печаль наводит на господина Сергеева! „Распошел“… И когда это было? Нет на свете ни музыки, ни цветников, ни любви.
— Приехали…
Я как бы очнулся. Пока длилась тривиальная исповедь злосчастного меломана, я не замечал ни оливковой мути улиц, ни световых взрывов, ни звезд — этих небесных провинциалок. Уныло мотался я по огромному зеленому пятну школьного атласа. Что поделаешь: это — свой, доморощенный, сызмальства знакомый, как „харканье“ или как „харч“. От этого не уйти, Так принимаешь все: и загнанную, в мыле, „мать“, и полысевшего от скуки „чорта“, страну, вдохновенно выдумавшую христосование, Смердякова, управу на конокрадов.
Нет, не хочу я знаться с этим музыкальным пачкуном! Пусть станет все историей. Играйте в футбол, октябрята. Читайте Безыменского и „Месс-Менд“, пионеры. Изучайте электротехнику, комсомольцы. И давайте, условимся, сочтем моего дешевенького демона за внетерриториальный призрак того часа, когда задавлены все огни, закрыты все подъезды, и только два пути остаются: один — к небесным провинциалкам, другой — на дно темной Сены, полной вульгарной поэзии и тучных нечистот.
