Я проскочил подсознание Лумера и недвижной глыбой явился в век девятнадцатый, где не обнаружил знакомой комнаты, дом рухнул, и Петр Саввич погиб под обломками, я чувствовал его мертвую плоть, а шестерки выжили, придя к убеждению, что спасла их нечистая сила, потому что в тот гибельный момент им послышался Голос, произносивший странные и несуществующие слова, должно быть — заклятье.
Мое движение вдоль шнура прервалось, когда возникла стена. Расплывшись, растекшись на ручейки жидкого металла, шнур испарился, превратившись в облако, и я был в нем, и знание мое стало мозаичной картиной из миллиардов точек.
Я стал подсознанием общества.
Удивительное это было ощущение. Так, наверное, океан — Тихий! Великий! — перекатывал валы, злой на поверхности, спокойный в глубине. Так океан, наверно, ощущал в едином ужасе бытия каждую свою молекулу, каждую песчинку, поднятую со дна, а берега ощущал как тесноту костюма.
Сознание общества было для меня поверхностью, рябью, волнами, валами, барашками и бурунами мысли, я же — глубиной, спокойно-сглаженной и — разной. Общественное сознание бурлило — опять скачок цен, да что же это, никакой стабильности, сколько можно, дети растут, где счастливое детство, если после школы не на спортплощадку, а в очередь за дефицитом, того нет, и этого тоже, а иное, что сами делаем, продаем, не видим, иначе не на что купить нужное, но все равно не хватает, одеяло одно, латаное-перелатаное, и каждый тянет на себя, и то нога, то голова, то руки оказываются на морозе, и значит — кто-то в этом обществе лишний. Кто? Да тот, кто с самого начала — тысячу лет! — был чужим.
Страсти на поверхности, а я меняюсь медленно, я инерционно, я жду.
Я хочу измениться.
Для этого нужно изменить течения. Они во мне — Гольфстримы, Мальстремы — большие и малые, теплые и холодные, разные. Столкновения, стремление сохранить себя — во что бы то ни стало. Я пытаюсь хоть как-то подправить непрерывный бег — не получается. Я подсознание общества, а течения — этносы, народы, нации.
Может быть, шнур уже вывел меня из измерений собственной сущности? И если так — где я сейчас? Вопрос, впрочем, лишен смысла. Ибо где и сейчас — термины четырехмерия, а я — вне его.
Может ли общество обладать подсознанием, инстинктом? Общество — организация социальная, а не биологическая, связь между индивидуальностями слабая, если даже говорить о пресловутом информационном поле — и тогда подсознательная деятельность общества, если она существует, должна быть медленной, нерешительной.
